Как только шведы подобрались на расстояние уверенного ружейного выстрела, наши солдаты, зарывшиеся в траншеи и схоронившиеся за земляными валами, открыли частый, прицельный огонь. Солдаты зашевелились, занимая места у бруствера, взводя курки. Я тоже примостился где поудобнее, выбрал позицию, откуда наступающих было хорошо видать. Моя фузея — с новыми пружинами, цементированным огнивом, подогнанным замком — была наготове.
— По первой колонне… Пли! — рявкнул капитан.
Бабахнул залп. Какой-то кривой, рваный. Облако дыма тут же затянуло бруствер. Я выстрелил со всеми, целясь не в кого-то конкретно, а просто в середину этой синей каши. Видел, как несколько фигур в первом ряду повалились, но остальные даже шагу не сбавили, просто перешагивали через своих. Дисциплина у шведов, конечно, будь здоров.
— Заряжай! Живее, мать вашу! — орал Нефедов, мечась вдоль траншеи и подгоняя солдат крепким словцом.
Я уже на автомате все делал. Порох в ствол, пыж следом, пулю туда же, шомпол достать, прибить заряд, шомпол на место. Курок взвести. Секунды тянулись, как резиновые. А шведы все ближе и ближе. Уже и рожи их можно было разглядеть — молодые, старые, злые, сосредоточенные.
Снова бабахнули! Залп еще жиже первого. Осечки, чтоб их! Не у всех же есть охтинские фузеи. Вижу, солдаты рядом отчаянно щелкают замками, дуют на полки, чертыхаются. Моя, слава богу, сработала снова. Я старался бить наверняка, выцеливал офицеров или тех, кто знамя тащил. Еще один синий хмырь завалился на землю.
Когда передние ряды шведов дошли до замаскированных «волчьих ям», которые мы успели вырыть перед бастионом, несколько десятков их солдат провалились, посеяв сумятицу в атакующих порядках. Тут же по команде ударили наши картечницы — легкие полевые пушки, заряженные картечью, буквально выкосили передние шеренги наступающих.
Но шведы были не из тех, кто после первой же плюхи хвост поджимает. Подгоняемые офицерами, они упрямо перли вперед, перешагивая через убитых и раненых товарищей. Вот уже до самого редута добрались. Вот уже лезут на земляной вал, вот блеснул первый враг над бруствером.
— Штыки! В штыки! — заорал Нефедов, выхватывая шпагу.
Началась рубка. Короткие, злые тычки штыков, треск прикладов, хрипы, стоны. Перезарядиться я точно не успевал. Схватил свою фузею за ствол, как дубину. Рядом со мной двое наших отбивались от трех шведов. Один из наших упал, с дырой от штыка в пузе. Второй отмахнулся прикладом, но швед увернулся и полоснул его трофейным штыком по руке. Кровь так и брызнула фонтаном.
Я лихорадочно соображал. Рядом с разбитой пушкой валялся неразорвавшийся картечный заряд — холщовый мешок, набитый мелкой чугунной дробью. А у самого бруствера тлел фитиль, брошенный кем-то из пушкарей. Недолго думая, я рванул к мешку, подхватил его (тяжеленный, зараза!), добежал до края, где перли шведы, чиркнул фитилем по шнуру, что торчал из мешка, и со всей дури швырнул этот импровизированный «гостинец» в самую гущу атакующих.
Рвануло! Не то чтобы сильно, не бомба, конечно, но порох пыхнул, разметав картечь да горящие ошметки мешковины. Несколько шведов, что были ближе всех, завыли от боли, хватаясь за обожженные хари. Другие шарахнулись назад, ничего не поняв. Этого минутного замешательства и хватило.
— Ура! Вперед! Бей шведа! — закричал Нефедов, и наши, воспрянув духом, со злостью кинулись на врага.
Я тоже в стороне не остался. Шпага, которую я как кондуктор имел право таскать, была при мне. Выхватил ее. Чувствовал себя неуклюже, но в крови заиграл азарт. Прямо передо мной вырос здоровенный шведский гренадер с перекошенной от злости рожей, замахнулся на меня тесаком. Я на автомате выставил шпагу вперед. Клинок со скрежетом чиркнул по его тесаку, и я, не целясь, ткнул вперед. Острие вошло куда-то в синий мундир. Швед захрипел, его глаза остекленели, и он мешком повалился мне под ноги.
Бой был короткий. Шведов от редута отогнали. Они отступили, оставив на склоне и у бруствера целую кучу своих трупов и раненых. Наши тоже потеряли немало народу. Тишина, наступившая после боя, аж в ушах звенела.
Я тяжело дышал, опираясь на шпагу, клинок был липким от чужой крови. Смотрел на это месиво вокруг, на тела в синих и зеленых мундирах, на грязь, перемешанную с кровью, на разбитые пушки. Руки подрагивали от усталости. Я, инженер из XXI века, только что укокошил человека. И не одного. Смастерил «гранату» из чего попало. Махал шпагой.
В траншеях раздались радостные крики. Еще бы, отбить атаку знаменитой шведской пехоты — это дорогого стоило! Но радоваться было рано. Я внимательно наблюдал за шведским лагерем.