Рассказал ее литератор Михаил Хейфец.
В начале 60-х его вызывал к себе редактор «Леннаучфильма»:
– Миш, с тобой хочет поговорить наш заслуженный режиссер.
Хейфец вспоминает режиссера как Гайворонского. (Здесь он ошибся с фамилией, конечно.) Они встретились. У «заслуженного человека» оказалась просьба:
– Надоело работать со старыми авторами. Хотелось бы получить сценарий от какого-нибудь молодого таланта. Вы можете рассказать, кого в Ленинграде стоит пригласить на студию – из талантливой молодежи?
Хейфец начал расхваливать своих приятелей, нуждавшихся в работе, каждую характеристику завершал, естественно, координатами – адресом и телефоном. Под конец сообщил:
– Самый талантливый человек в нашем городе – Иосиф Бродский. Если бы вы могли помочь ему, было бы истинное благодеяние. Совсем молодой человек, среднюю школу не кончил, подрабатывает в геологических партиях рабочим, в семье его считают пропащим… Если бы смогли дать ему какой-то заработок… Поверьте, никого лучше, никого талантливее в Питере не найдете! И заодно поможете его ситуации дома!
Михаил разливается соловьем, почувствовал – вот тут клюет!
Режиссер слушал, а потом говорит:
– Адрес и телефон не нужен. Бродский – мой племянник. Мы в семье действительно считали его пропащим пареньком, но раз уж такой человек, как вы, его цените…[8]
Соединение этой истории с воспоминанниями о ссоре из-за ленд-лиза, о театральных жестах Доры и веселом благородстве Михаила Гавронского как будто оживляет прошлое, каждое мгновение всех этих событий делает ярким и теплым, будто происшедшим вчера. И забавный рассказ Хейфеца в результате становится безумно смешным.
И вот он – итог! Я представляю Осю в их антикварной, похожей на ювелирное изделие квартире, он часто бывал в этом доме. Знаю, именно тетке-актрисе и дяде Мише Иосиф показывал свои ранние стихи. И они тогда его не поняли.[9] Более того, Дора до конце жизни восклицала, как водится, драматически возвышая голос, с выразительным театральным жестом:
– Я его стихов не понимаю! Для меня это слишком сложно!
Говорила в том числе и после того, как он стал нобелевским лауреатом. Для нее ничего не изменилось. Она не понимала или не хотела понимать его поэзию. При этом, возможно, жертвуя многим, требовала освободить его на суде, горевала вместе с Марией, когда его отправили в ссылку, и позже, когда он уехал.
Для полноты картины уместно вспомнить здесь горькие слова Александра Ивановича после того, как Иосифа в 1964 году арестовали:
– Лучше бы он стихов не писал, делом бы занимался.
Талоны на водку
Я задумываюсь над тем, как назвать общие черты сестер, старшего поколения. Пожалуй, тщательно скрываемое благородство и отсутствие жалости к себе. Отсюда сдержанное выражение чувств и проявлений любви к близким, внешне обытовленное, в выражении лиц некоторая суровость, отрывистость речи.
«Поразительно, что они никогда не скучали» – наблюдение Иосифа Бродского, абсолютно верное не только относительно его родителей, но и других представителей старшего поколения.
Мне трудно описать их отношения в деталях… Они любили поспорить, курили вместе, всегда помогали готовить по праздникам и поддерживали друг друга, как могли, в трудные минуты. Все, что вспоминается: эпизоды хождения в гости, глубокомысленные разговоры, перепалки на кухне, любимые всеми застолья. Бытовые сценки – совершенно обычны и в то же время наполнены ощущением непреходящей значимости в каждой мелочи, в самых обычных словах и жестах.
Я определенно идеализирую их в своих в значительной степени детских воспоминаниях.
В 1984 году, когда умер Михаил Гавронский, мне показалось, Дора почти не изменилась. Но это не значит, что для нее ничего не изменилось внутри. Она просто продолжала жить и играть…
Через несколько лет, чувствуя постоянные недомогания и, вероятно, предугадывая результат, Дора поехала обследоваться на Песочную в известный в то время онкологический центр. Песочная – имя нарицательное тех лет и практически синоним смертельной болезни. Во время консультации ей поставили диагноз: «рак».
В тот же вечер шел спектакль «Убить Герострата». Она, как обычно, отыграла его. После спектакля собрала актеров в гримерной, достала бутылку водки. Выпили за здоровье, после чего она объявила, что ложится в онкологическую больницу на операцию и, возможно, уже не вернется в театр.