— А давай мы тебе имя дадим. Хочешь? — с энтузиазмом предложила Даша.
— Это будет твое первое желание? Тогда давай! — оживился джинн.
— Первое желание… — неуверенно проговорила Даша. В голове пронеслись мысли о том, что глупо тратить одно из трех желаний на такую ерунду. Хотя… разве это ерунда дать имя человеку, у которого до этого никогда и не было настоящего имени.
Джинн молчал и выжидающе смотрел на нее.
— Да, пусть будет мое первое желание, — уверенно сказала Даша. — Какое имя тебе нравится?
— Не знаю я, — буркнул джинн. Похоже было, что он пытался взять ее на слабо, и не ожидал, что она согласится потратить целое желание так легко. — Ты загадала, тебе и решать.
— Пусть тебя зовут Иббрис, красиво и необычно, — радостно предложила Даша. — Тебе нравится?
— Слушаю и повинуюсь, — обреченно согласился джинн.
— Тебе не нравится, — огорчилась Даша, и ей вдруг стало тоскливо на душе. Она потратила одно из своих желаний, в глубине души мечтая сделать приятное этому странному парню. Но он сидит и мрачно смотрит прямо перед собой. Хотя минуту назад еще воодушевленно улыбался, предлагая загадать желание.
— Да нет, все в порядке. Иббрис, так Иббрис, — улыбнулся вдруг он, словно прочитав ее мысли. — Теперь у меня будет имя. И когда следующий человек вызовет меня из бутылки я буду говорить: «Я Иббрис, великий и ужасный…» — при этом он так потешно выпучил глаза и простер над ее головой руки, что Даша, не удержавшись, прыснула от смеха.
— Какое будет твое второе желание? — спросил он, когда она отсмеялась.
— Слушай, ты… — начала было Даша и осеклась.
— Что я? — с подозрением сощурив глаза, откликнулся джинн Иббрис.
— Я не хочу загадывать больше желаний, — уверенно сказала Даша.
— Это почему же еще? — джинн передразнил ее интонацию, да так похоже, что Даша не знала обидеться ей теперь или опять рассмеяться.
— Ведь, если я загадаю все желания, то ты уйдешь в бутылку. А я не хочу, чтобы ты уходил. Побудь со мной еще немного… — с надеждой произнесла она.
— Весело тебе со мной? — усмехнулся джинн. — Ну ладно, не загадывай пока. Спешить мне некуда.
— Точно! — обрадовалась Даша. — Погуляем завтра, я тебе город наш покажу. А ты в прошлый раз в этом городе был или где-то в другом месте?
— А ты не слишком любопытна, девочка? — вопросом на вопрос ответил Иббрис. — Ты вроде бы спать собиралась… Время, между прочим… — джинн неожиданно ухватил ее за левое запястье, на котором были часы, поднес ее руку к своему лицу и договорил:
— Два часа ночи. Все порядочные девочки в такое время давно спят.
— Столько всего произошло, — вздохнула Даша. — Мне теперь и не уснуть.
— А ты ложись, я спою тебе колыбельную, — вдруг предложил Иббрис.
— А это не будет за желание? — подозрительно осведомилась Даша.
— Нет, — улыбнулся джинн. — Я просто так спою. Раньше мне говорили, что у меня красивый голос.
Нежная мелодия
Даша послушно встала с пола и улеглась в кровать, укутавшись одеялом. Джинн тоже встал с пола, присел на край ее постели. В руках у него, как по волшебству, появился странный музыкальный инструмент красивой изогнутой формы.
— Лира, — пояснил он, проследив за ее взглядом. — Закрывай глазки.
Даша послушно закрыла глаза, прислушиваясь к тихим струнным переборам, заструившимся по комнате.
Звук, глубокий и мелодичный, наполнял пространство волшебным потоком, смывающим все лишнее, наносное, проникал в сознание, отгоняя навязчивые мысли и отжившие чувства, растекался по телу, заставляя каждую клеточку дрожать. Даша приоткрыла глаза, рассматривая джинна сквозь ресницы. Он отдавался музыке без остатка, сжимая в руках инструмент, наклонив голову и прикрыв глаза. Его губы едва заметно шевелились. Его длинные тонкие пальцы ласково гладили струны, извлекая из них пронзительно нежную мелодию.
Лира пела в его руках высоким тонким девичьим голосом, рассказывая грустную историю об одиночестве, длящемся тысячелетиями. Но вот к голосу лиры присоединился низкий глубокий голос. Джинн запел. Он пел на неизвестном Даше языке, но голос его сильный и чувственный, словно проникал в самое сердце. Незнакомые слова друг за другом струились с его губ, сплетаясь в затейливый узор. Голос его манил и отталкивал, умолял и отвергал, плакал и смеялся, взлетал до безграничного неба и срывался с острых заснеженных горных вершин в бездонную пропасть. Джинн пел, изливая в песне настолько сильные чувства, что эта песня рвала душу, стекала по стеклу каплями холодного осеннего дождя, плакала последним журавлиным криком, билась о ржавые решетки темницы…