В самом начале Революции Кондорсе первым посчитал, что мужчины грубо нарушили принцип равенства прав, «спокойно лишив половину рода человеческого права участвовать в создании законов, исключив женщин из права гражданства». В самом деле, установленные в обществе правила, которые уже были изобличены как дурные, не принимали во внимание положение женщин: у Руссо эти правила годились для его героя Эмиля, но не для Софи. Ведь женщина была воплощением природы, ее положение не подлежало критике, и она не хотела понимать, что это положение устанавливало субординацию. Действительно, рассматривая мужчину как воплощение рода человеческого, закон отныне четко определяет положение женщины, которая воспринимается как дочь, супруга, мать или же вдова, но не как субъект.
В 1804 г. в Гражданском кодексе Наполеона было закреплено основанное на неравенстве наследие Старого порядка и Французской революции в отношении женщин. С точки зрения гражданских прав вплоть до 1938 г. женщина приравнивалась к несовершеннолетним, умалишенным и преступникам. Во Франции она получила право голоса лишь в 1944 г., в то время как Новая Зеландия признала за ней это право в 1893 г., и еще в девятнадцати странах это произошло раньше, чем во Франции… Пример подали протестантские страны, в первую очередь скандинавские, но и Советская Россия в 1918 г., и кемалистская Турция в 1934 г. дали женщинам право голоса раньше Франции.
«Предназначенные самой природой для выполнения обязанностей в частной жизни», женщины, таким образом, оставались в стороне, даже если они участвовали, непосредственно или же нет, в общественной жизни. Так, в XIX столетии, в эпоху буржуазной Франции, положение женщины остается неизменным, свидетельством чему — скандал, вызванный Жорж Санд, которая разоблачала подобную ситуацию. Впрочем, последователи «сандизма» появились не во Франции, а в Германии с произведениями Клары Цеткин, теоретика прав женщин, и в России с появлением на общественной сцене Александры Коллонтай, которая выходит за рамки проблем политики и труда и обращается к сфере личной жизни, и в частности к вопросу о праве на свободную любовь.
Одной из наиболее оригинальных форм общения во Франции, по-своему показывающей общественное развитие страны, было появление в конце XVII в. салонов, которые столетием позже сменили кружки, исчезнувшие к концу XX в. Мало-помалу женщины из них исчезли.
Салоны представляли собой нечто вроде небольшого закрытого для публики аристократического двора, чаще всего создаваемого женщинами, которые собирали вокруг себя интеллектуальную элиту. Здесь создавался идеал порядочного человека, здесь вместе с Мольером критиковали жеманниц, но, пока при версальском дворе царила тирания моды, салоны практически не развивались. И только в XVIII столетии в салонах, следуя традиции, зарождались и распространялись идеи Просвещения. Таким образом, в эпоху, когда Версаль частично терял свою притягательность, светские женщины руководили литературной, а также и политической игрой.
Монархическому абсолютизму соответствовало придворное общество. Оно деградирует, и ему на смену приходят салоны аристократии. В свою очередь после трудных времен Французской революции они исчезают или же постепенно угасают; дольше других продержался салон мадам Жюли де Рекамье, дочери и супруги банкира. В числе лиц, часто посещавших этот салон, были Бернадот и Люсьен Бонапарт, а затем мадам де Сталь и Бенжамен Констан и, наконец, Шатобриан, с которым Рекамье связывали долгие дружеские отношения, если не нечто большее.
После 1815 г. кружки, выражавшие интересы среднего класса, навязывавшего свои нравы и обычаи, стали для буржуазии излюбленным местом общения.
Кружок — это клуб на английский манер, а не клуб народных якобинских обществ. Он носит расплывчатый, закрытый характер, его членами в соответствии с Уголовным кодексом в эпоху Империи могли быть около двадцати человек, и на его создание требовалось специальное разрешение… Иными словами, на этих собраниях присутствовали все свои, и вначале их посещали в соответствии со своими убеждениями: Шатобриан, например, посещал только оппозиционные кружки. Но мало-помалу количество кружков увеличивалось, часто их охотно объединяли с кафе, называвшимися «кафе общения» (café du Commerce), где собирались влиятельные люди. Позже они встречались в более закрытых кружках, у одного из именитых граждан, как мы видим у Бальзака в романах «Депутат от Арси» или «Евгения Гранде». В провинции кружки получили развитие во времена Реставрации, процветали при Луи Филиппе, когда находились под надзором, поскольку власти считали, что в этих кружках возрождалась политическая оппозиция.