3. Спящая красавица
Позднее Раулю казалось, что никогда он не выслушивал больше упрёков и не испытывал столько волнений, чем в этот тревожный, утомительный, кажущийся бесконечным день. Когда он, наскоро перетянув рану Жаклин, нёсся по узким улочкам, стараясь выбирать наименее людные, прижав бесценную ношу к груди, время тянулось невыносимо долго. Ноги будто вязли в густом песке, в груди кололо, руки вскоре стало ломить, хоть девушка и была достаточно лёгкой. Добравшись наконец до дома Жаклин, Рауль опустил всё ещё бесчувственную хозяйку на кровать и послал за лекарем.
Время ожидания тянулось ещё дольше, чем время бега по Парижу, и когда лекарь всё-таки появился, Рауль был готов броситься к нему с обвинениями в нерасторопности, но вместо этого выдохнул что-то очень жалкое, не сумев справиться с дрожью в голосе – что-то вроде «Она ведь не умрёт?». Доктор, сухонький седой старичок, казалось, уже отвык удивляться. Вид девушки в мужском костюме не вызвал у него вопросов, причинами ранения он тоже не поинтересовался.
– Можете быть спокойны, сударь, – быстро и ловко произведя осмотр, доложил лекарь Раулю, который разволновался настолько, что вынужден был во время осмотра выйти в соседнюю комнату. – Рана не серьёзная, от потери крови ваша знакомая не умрёт. Около недели ей придётся провести в кровати, да и потом она будет прихрамывать, но это пройдёт, и через месяц-другой она снова сможет танцевать на балах.
Рауль почувствовал такое облегчение, что у него на миг закружилась голова и закололо сердце – напоминание о ране, полученной во время той схватки в таверне. Граф не сумел сдержать радостной улыбки, и лекарь улыбнулся в ответ одними глазами – они были большие, ясные и живые, несмотря на почтенный возраст их обладателя.
Лекарь был, пожалуй, единственным человеком, который не упрекал Рауля. Когда он ушёл, де Ла Фер послал за друзьями, и те не замедлили прибыть. Первой появилась Анжелика – влетела в дверь, ударившись плечом о косяк и даже не заметив этого, вбежала в комнату и испуганно вскрикнула:
– Она жива?
– Жива, – Рауль, сидевший у постели, поднялся навстречу дочери Портоса, бросив при этом тревожный взгляд на Жаклин. Судя по ровному дыханию и лёгкому подрагиванию ресниц, обморок перешёл в глубокий сон, и это немного успокоило Рауля – но не его собеседницу.
– Как вы могли? – голубые глаза Анжелики были полны гнева. – Зачем вы позволили ей сражаться?
– Но как я мог ей помешать? – возмутился Рауль и тут же осёкся, бросив взгляд на спящую Жаклин. – Вы же знаете Жаклин, – продолжал он уже тише, – когда она что-то вобьёт себе в голову, выбить это оттуда невозможно...
– Вы могли её остановить, она бы вас послушалась!
– Тише, баронесса, не надо кричать, вы её разбудите, – попросил Рауль.
– Она не в обмороке? Она просто спит? – Анжелика приблизилась и села на краешек кровати, с тревогой заглядывая в лицо подруги, прекрасное даже сейчас.
– Думаю, да. Посмотрите, как вздымается её грудь, – Рауль посмотрел сам и тут же пожалел об этом. Жаклин так и оставалась в мужском костюме, только левая штанина была разрезана ловким лекарем, и левое бедро туго перетягивали бинты. Шпагу, плащ, сапоги и шляпу Рауль вернул на предназначавшиеся им места, парик и усы оставил на столе, потому что не знал, где их прятала Жаклин. Уже после ухода лекаря, ожидая прихода друзей, он открыл окно, чтобы впустить в комнату свежий воздух. Тут ему показалось, что жилет сдавливает грудь Жаклин, мешая ей нормально дышать. Рауль аккуратно расшнуровал его, снял с девушки, повесил на место, вернулся к Жаклин, и тут ему внезапно стало жарко.
Граф подумал о том, что он сейчас находится наедине с молодой незамужней девушкой, к тому же лежащей без сознания или спящей, и если об этом узнает кто-нибудь кроме их друзей, Жаклин непременно будет скомпрометирована. Подумал он и о том, что позволил себе некоторые вольности в отношении Жаклин: он перевязывал ей бедро, нёс её на руках, расшнуровывал жилет... О Боже, он ведь почти касался её груди!
При мысли об этом Рауль встал и несколько прошёлся туда-сюда по комнате, чтобы хоть немного успокоиться, затем снова опустился на кровать рядом с раненой. «Все мои вольности были вызваны необходимостью», – сказал он самому себе. «К тому же Жаклин без сознания, и о них никто не узнает. Скоро придёт Анжелика, и о Жаклин будет заботиться женские руки, а о моём участии никто не будет знать».
Ему было стыдно думать и о том, что лекарь касался Жаклин, разрезал её одежду, перевязывал её рану, трогал её бедро. Да, конечно, он уже старик, к тому же наверняка всякого навидался и натрогался на своём веку, и вообще лечить людей – его долг, но Раулю было неприятно при мысли о том, что храбрую девушку, которую они все любили и защищали, трогали чужие мужские руки, а она даже не знала об этом.