Виссарион Григорьевич Белинский
История России в рассказах для детей. Сочинение Александры Ишимовой
ИСТОРИЯ РОССИИ В РАССКАЗАХ ДЛЯ ДЕТЕЙ. Сочинение Александры Ишимовой. Санкт-Петербург. 1841. В тип. Е. Фишера. В 8-ю д. л. В трех частях. В I – 377, во II – 366, в III – 426 стр.
Едва успела выйти в свет последняя (шестая) часть «Истории России» г-жи Ишимовой, – как уже является второе издание всего сочинения{1}. Причина такого успеха двоякая: у нас мало даже каких-нибудь, не только удовлетворительных историй России, доведенных до конца{2}, а «История» г-жи Ишимовой доведена до смерти Александра Благословенного;{3} потом, рассказ г-жи Ишимовой до того картинен, жив, увлекателен, язык так прекрасен, что чтение ее истории есть истинное наслаждение – не для детей, которым чтение истории, какой бы то ни было, совершенно бесполезно, потому что для них в ней нет ничего интересного и доступного, – а для молодых, взрослых и даже старых людей. Говоря о «Русской истории для первоначального чтения» г. Полевого, мы уже замечали, что обращения автора к «милым маленьким читателям» только портят сочинение, которое хорошо само по себе{4}. История не существует для «детей»: она возможна только для возникающего сознания{5}, которому становится возможным отвлеченное представление о народе, государстве и человечестве, как идеальных личностях. Тем менее может быть интересна и понятна для детей частная история, чуждая общих элементов, с странными именами и действительностию, нисколько не похожею на современную. И не у дитяти закружится голова от непроходимой чащи Ростиславов и Мстиславов, от междоусобных браней, чуждых общего значения…
Что касается до недостатков в «Истории» г-жи Ишимовой, их не может не быть довольно уже потому, что русская история совершенно не обработана фактически и не озарена светом истинного уразумения в своем значении и характере. Доселе у нас меряют ее не русским аршином, а европейским футом: оттого она остается для нас более загадкою, чем для иностранцев. Так, например, наши историки и знать не хотят об исторической перспективе, о которой первый заговорил на Руси г. Каченовский{6}. Для них первый период русской истории от предполагаемого Рюрика до Ярослава так же ясен, как период от Екатерины Великой до наших дней, – и они излагают его с такою же подробностию, как будто бы дело шло, например, о царствовании Александра Благословенного, как будто бы они сами жили во времена Рюриков, Олегов, Игорей и Святославов и все бывшее в ту эпоху видели собственными глазами. Оттого у них эти полумифические тени, эти полуисторические призраки говорят, чувствуют и действуют то как Карл Великий, то как наши современники, а общественные отношения (в то время, когда едва был зародыш общества и совсем не было общества{7}), представляются им столько же определенными и ясными, как последние известия в «Journal des Debats»[1]. Удельную систему наши историки смешивают с феодальною, тогда как между первою и последнею гораздо меньше сходства, чем между готическою и китайскою архитектурою.
Вследствие всего этого у наших историков нет гармонии и соответственности между частями повествования. История России до Петра Великого у них всегда обширнее последующей истории до наших дней, тогда как история до Петра Великого должна относиться к истории этого величайшего монарха, как предисловие или введение в сочинение относится к самому сочинению. Первый период, до Ярослава, должен состоять в отрывочных, бессвязных известиях византийских историков и вообще в указаниях из чуждых источников: из туземных же свидетельств должны упоминаться только те, которые не противоречат иностранным и подтверждаются ими. Идея удельного периода русской истории должна быть не чем иным, как идеею расширения России вовне, – и только те факты должны быть изложены (да и то как можно короче), которые могут служить к уяснению этой идеи. Идея татарского периода России есть идея начала централизации России около Москвы, возникновение Московского государства, сплочение России через чувство общего бедствия, изменение народного характера в пользу азиатского элемента жизни. Четвертый период выражает собою усилие русского племени стать государством, укрепиться в определенных гражданских формах, мимо всякого движения идеи и органического развития. Царствование Петра есть начало русской истории как государства, начало зиждительное, органическое, из которого должны произойти события веков, а может быть, и тысячелетий…{8}
1
На выход VI части «Истории России в рассказах для детей…» в первом издании критик откликнулся рецензией в № 1 «Отечественных записок» за 1841 г.
2
«История государства Российского» Н. М. Карамзина и «История русского народа» Н. А. Полевого прервались на описании событий, предшествовавших «смутному времени» (рубеж XVI–XVII вв.).
5
Концепция исторического прогресса (как, например, она изложена в статьях «Россия до Петра Великого») представлялась критику недоступной детскому уму.
6
Здесь, как и в статьях «Россия до Петра Великого», критик ссылается на авторитет М. Т. Каченовского, который пришел к выводу о примитивности общественного строя Киевской Руси, а также о приблизительности научных представлений о ней (см. примеч. 11 к указанной статье).
7
Имеется в виду Полевой, который ввел формулы «нормандский феодализм» и «семейный феодализм» применительно к домонгольскому периоду русской истории.