Выбрать главу

А обстановка не замедлила сложиться критически. Наполеон, приведя в порядок свою армию и узнав о наступлении русских, быстро сосредоточил свои силы — 180000 в кулак и решил глубоким стратегическим обходом левого фланга русской армии захватить у нее в тылу Смоленск и отрезать русским сообщение с Москвой.

Наш левый фланг был прикрыт при Красном одной лишь 27-й дивизией генерала Неверовского, только что прибывшей к Армии. Атакованная всей конницей Мю-рата, дивизия эта в бою 2-го августа покрыла себя и русское оружие громкой славой, но вынуждена была отойти к Смоленску. У Мюрата было до 23000 (15000 одной конницы) при 60 орудиях, у Неверовского 7000 человек и всего 7 орудий. Дивизия целиком состояла из новобранцев. Неверовский построил ее одной колонной, которую и повел по дороге (екатерининский болыпак, обсаженный березами, что стеснило конницу). Перед боем он обратился к войскам с речью:

Ребята, помните, чему вас учили. Никакая кавалерия не победит вас, только в пальбе не торопись и стреляй метко. Никто не смей начинать без моей команды!

Полтавский полк тут же поклялся умереть, но не сдаться. Все атаки налетавшей конницы были блистательно отбиты и в промежутках между ними Неверовский производил дивизионное учение! Наш урон превышает одну тысячу человек, у французов, по их словам, убыло всего 500 (Неверовский отступил как лев, пишет Сегюр). Прояви Мюрат меньше опрометчивости и используй он свою артиллерию — русская пехота была бы уничтожена. Узнав об этом деле, Барклай быстро отошел в район Смоленска, заняв город ближайшим корпусом Раевского. 3-го августа обе русские армии стянулись под Смоленск. Багратион стоял за сражение, но мнение осмотрительного Барклая взяло верх. Положено лишь задержать французов арьергардом, а главные силы отвести за Днепр — и дальше.

Три дня — 4-го, 5-го и 6-го августа — шел под Смоленском жестокий и неравный бой. 30000 русских (УН-Й корпус Раевского, затем сменивший его У1-Й корпус Дохтурова) удерживали 150000 французов, дав возможность отойти наиболее угрожаемой армии Багратиона и оторваться от противника главным силам армии Барклая. 4-го августа бой вели 15000 русских с 23000 французов, 5-го подошла вся французская армия. Оба штурма Смоленска были отражены с большим уроном для французов. В ночь на 6-е горевший город очищен, и весь день шли арьергардные бои. Наш урон свыше 7000 человек, французов — 12000 человек

Однако опасность еще не была окончательно устранена. 1-я армия находилась вечером 6-го августа еще на петербургской дороге на правом берегу Днепра. В ночь на 7-е Барклай проселочными дорогами сворачивал ее на московскую дорогу вслед за Багратионом. 1-й армии надлежало совершить на следующий день чрезвычайно рискованный фланговый марш к Соловьевой Переправе. Линия отступления (сматывание войск с правого фланга к левому) шла параллельно фронту, и некоторые пункты, как Лубино, отстояли ближе от французов, чем от русских. С целью ее обеспечения Барклай выдвинул к Валутиной Горе боковой арьергард Тучкова 3-го. Весь день 7-го августа до поздней ночи арьергард этот сдерживал французов, нанеся вдвое сильнейшему врагу вдвое тяжелые потери. В отряде Тучкова вначале было всего 3200 человек. К вечеру благодаря все время подходившим подкреплениям, силы доведены до 22000. У французов (корпуса Нея и Жюно, действовавшие, однако, несогласованно) было 49000. Наш урон до 5000, французский — 8768 человек. Последняя наша атака велась при лунном свете, во время нее Тучков, израненный штыками, взят в плен.

Красный, Смоленск и Валутина Гора — три славных для нас дела первой августовской недели, окончились нашим отступлением, да и предприняты были в виду облегчения общего отхода. И это бесконечное отступление казалось чудовищным стране, сто лет не испытывавшей вражеского нашествия, армии, воспитанной Суворовым! Со времен злополучного Сент-Круа ни один главнокомандующий не был так мало популярным, как немец Барклай. Его обвиняли в нерешительности, малодушии, государственной измене… Стоически переносил оскорбления этот великий Россиянин. Спасение возненавидевшей его армии стало его единственной целью — ему он принес в жертву все то, чем может пожертвовать человек и полководец (и далеко не каждый человек, не каждый полководец) — свое самолюбие, свою репутацию… Одному Богу известно, что переживал он в те минуты объезда полков, когда его здорово, ребята оставалось без ответа… Плывя против течения, ломаясь, но не сгибаясь, Барклай тогда спасал эти полки, и две недели спустя на Бородинском поле от всех их будет греметь ему ура! Но горечь в душе останется — и вечером 26-го августа, донося о том дне Государю, он напишет: Провидению угодно было сохранить жизнь, для меня тягостную…

Уступая голосу всей армии и страны, Александр I назначил главнокомандующим Кутузова, прибытие которого к армии 17-го августа при Цареве Займище вызвало всеобщий подъем духа.

Кутузов всецело одобрял стратегию Барклая — его распоряжения по существу лишь подтверждали распоряжения его предшественников. Однако войскам отступать с Кутузовым казалось легче, нежели с Барклаем. В близости генерального сражения никто не сомневался, менее всех его желал, конечно, сам Кутузов. Недавнему победителю великого визиря пришлось все же внять гласу народа (почти никогда не являющемуся гласом Божиим), а — самое главное — монаршей воле. У него было 113000, у Наполеона 145000{191}.

И день 26-го августа стал днем Бородина. 24-го августа, после жаркого дела, французы овладели Шевардинским редутом — нашей передовой позицией. Бородинская позиция занимала по фронту всего 5 верст. Правый ее фланг прикрывался рекой Колочей, впадающей в Москву, центр защищали наскоро возведенные укрепления — флеши Багратиона и батарея Раевского (Курганная), слабой профили и незаконченные, левый фланг, примыкавший к Смоленской дороге, ничем не был прикрыт. В довершение всего этот левый фланг был слабее всего защищен (всего 5 егерских полков, тогда как центр защищало 4 дивизии, а без того сильный правый фланг даже 6 дивизий). Маршал Даву советовал Наполеону нанести удар в левый русский фланг, охватить его и сбросить всю русскую армию в Москву-реку, однако Наполеон не принял этот план, опасаясь, что русские его заметят и уклонятся от боя.

Весь бородинский бой — это лобовая атака французскими массами русского центра — батареи Раевского и флешей Багратиона (шесть раз переходивших из рук в руки между 9-ю и 12-ю часами). Жесточайшее побоище длилось шесть часов без всякого намека на какой-либо маневр, кроме бешеного натиска с обеих сторон. К 12-ти часам Наполеон сбил русских со всех пунктов и готовился нанести своими резервами решительный удар русской армии, когда внезапный рейд конницы Уварова навел невообразимую панику на тылы французской армии. Наполеон едва не попал в плен и распорядился отложить решительную атаку на следующий день{192}.

До 5-ти часов вечера длилась адская канонада — был момент, когда на пространстве квадрата в версту стороной гремело с обеих сторон 700 орудий!

Всего с русской стороны убыло 58000{193} (1-я армия лишилась 38000 из 79000, 2-я — 20000 из 34000), обе армии сведены в одну. Французский урон не менее 40000 — 45000. Пленных взято всего по тысяче с каждой стороны (и то израненных; в пылу боя пленных не брали). Трофеи Наполеона: оба русских укрепления, гора трупов и 15 подбитых пушек. Мы взяли 13 пушек.

Вечером французы совершенно очистили поле сражения, так что побоище разыгралось вничью.

Из всех моих сражений — вспоминал потом Наполеон — самое ужасное то, что я дал под Москвой. Французы показали себя в нем достойными одержать победу, а русские — называться непобедимыми…

Армия лишилась Багратиона, братьев Тучковых, Кутайсова, многих героев-командиров и свыше половины своего состава. Продолжать бой на следующий день было бы явным безумием, и Кутузов, конечно, на это не пошел. На приснопамятном совете 1-го сентября в Филях он положил оставить Бонапарту Первопрестольную и тем спас страну и армию. Неприятель распустится в Москве, как губка в воде! — заявил он и добавил: Будут они мне жрать конину, как турки!..

Утром 2-го сентября Москва покинута войсками и последними жителями, и к вечеру в нее вступил Наполеон. Привыкнув к низкопоклонству немцев (когда после гибели прусской армии Наполеон вступал в Берлин, прусская столица украсилась флагами), он долго ждал у заставы бояр с ключами от города, но так и не дождался. Завоевателей ждала в Москве совершенно иная встреча!

полную версию книги