В самом деле, любой текст соотнесен одновременно с исторической действительностью, и нужно понять, каким именно был механизм отбора фактов (= свидетельств об исторических событиях и исторических лицах), и с литературной традицией, и нужно понять, каким именно был механизм отбора текстов-источников:
Л ─ ф ─ Т ─ ф ─ Д
(здесь Т – текст, Л – литературная традиция, Д – историческая действительность, ф – фильтр [= актуальный механизм отбора фактов и текстов-предшественников]).
Проблема, однако, в том, что к реальности данная схема приложима лишь условно и требует целого ряда дополнений и корректив. Ведь каждый текст-предшественник данного, в свою очередь, связан с иными текстами и иными историческими фактами, а каждый исторический факт точно так же связан с иными фактами и текстами, количество которых может быть огромно или безгранично, как и количество форм и уровней взаимодействия между ними:
…Д***, Д**, Д* + Т***, Т**, Т*─ ф ─ Т ─ ф ─ Д ─ Д*, Д**, Д*** + Т*, Т**, Т***….
И каждый раз, при обнаружении новых связей, возникает вопрос о механизме отбора фактов и текстов и отношениях между ними, подчас сложных и запутанных.
В результате картина все время меняется, образ прошлого всегда в динамике, постоянно уточняется: в этом смысле история и история литература ничем не отличаются от других наук, все время уточняющих свои представления об объекте изучения, например физики или астрономии.
Но постоянно уточняются и границы между историей и историей литературы: заранее никогда точно не известно, какой именно литературный факт найдет свое место в исторических исследованиях, как не известно заранее и то, какой именно исторический факт а) установлен вполне достоверно и б) откроется историку литературы со стороны своего влияния на литературные произведения.
Поэтому одной из основных сфер постоянного взаимодействия истории и истории литературы является изучение литературной жизни во всем многообразии ее форм и культурных фунуций51.
***
Литературная жизнь обычно понимается как исторически изменчивая совокупность социальных институтов, оказывающих прямое или опосредованное влияние на литературу и другие виды искусства52.
Эти институты различаются, во-первых, по степени регламентированности их деятельности, во-вторых, по степени удаленности от государственной власти, в-третьих, по социальному составу. К числу наиболее влиятельных относят цензуру (придворную, духовную, светскую, ведомственную), литературные, артистические, политические, мистические общества, салоны и кружки, редакции журналов и газет.
Литературная жизнь по-разному влияет на литературу: в одних случаях опосредованно, через систему эстетических приоритетов, в других – непосредственно, обуславливая и литературные репутации, и порождение конкретных текстов. Простейшая форма влияния – прямой заказ, сложнейшая – формирование литературного мировоззрения.
Литературная жизнь – явление позднее: русское средневековье ее не знало, как не знало и понятия «художественная литература».
Ранний этап формирования литературной жизни в России связан с придворным бытом (вторая половина XVII – первая половина XVIII в.); в екатерининскую эпоху начинается постепенное, но последовательное перемещение литературной жизни в салоны, поначалу немногочисленные.
В первой половине XIX в. литературные салоны оказываются основной формой дворянского литературного быта, двор все больше уступает им влияние на литературу, хотя и не теряет его совершенно. Во второй половине XIX в. ситуация резко осложняется: разночинный мир начинает претендовать на ведущую роль в культуре, и на первый план выдвигаются редакции влиятельных журналов, стремившихся влиять на духовную сферу в целом.
От придворного быта к салонному и разночинному – такова основная тенденция в смене ориентиров русской литературной жизни.
На протяжении литературной биографии писателя его отношение к литературной (и, шире, общественной) жизни может неоднократно меняться: от активного участия в ней до отрицания ее значения. Подобного рода изменения обычно обуславливаются целой совокупностью причин и следствий (психологических, идеологических, эстетических, религиозных), уяснение которых необходимо для правильного понимания эволюции его литературной позиции, но, конечно, не всегда возможно.
Но меняется и отношение литературного сообщества к писателю: в одних случаях выраженный интерес к его литературной деятельности сменяется равнодушием, в других, наоборот, автор, которого ранее не замечали, выдвигается на авансцену литературной (подчас и общественной) жизни. Разумеется, литературная репутация зависит не только от собственно литературных факторов, но и от идеологических, социальных, от изменения литературных вкусов, от конкурентной борьбы и проч. Так, например, удаление А. П. Сумарокова от двора привело к резкому снижению интереса к его сочинениям со стороны культурной элиты и литературных кругов. Не менее известный эпизод из истории русской литературы: успех «южных поэм» А. С. Пушкина (прежде всего «Кавказского Пленника») предопределил падение читательского интереса к его произведениям конца 1820-х – 1830-х гг., создававшихся на совершенно иных эстетических основаниях: вкусы и ожидания публики остались прежними.
51
Количество трудов, посвященных теме «литература и история» исключительно велико, здесь помещаем краткую выборку, способную дать лишь самое первоначальное представление о сложности проблемы: Cristin, Claude.
52
В истории изучения русской литературной жизни, выделяются три группы исследований. Во-первых, это первопроходческие, но всегда с сильным популяризаторским уклоном, труды, создававшиеся в том контексте консервативного интереса к старой России, который укрепился после «великих реформ» и вызвал к жизни русскую историческую журналистику («Русский архив» и др.), см., напр.: Пыляев М. И. Старый Петербург. СПб., 1889 (репринт: М., 1991); Пыляев М. И. Старая Москва. СПб., 1891 (репринт: М., 1990); Пыляев М. И. Старое житье. СПб., 1897 (репринт: М., 1990); Пыляев М. И. Замечательные чудаки и оригиналы. СПб., 1898 (репринт: М., 1990); Семевский М. И. Царица Прасковья. 1664—1723. СПб., 1883 (репринт: М., 1989); Семевский М. И. Царица Катерина Алексеевна, Анна и Виллем Монс. 1692—1724. СПб,. 1884 (репринт: Л., 1990); Семевский М. И. Слово и дело! 1700—1725. СПб., 1884 (репринт: М., 1991); Шубинский С. Н. Исторические очерки и рассказы. М., 1911 (репринт:Таллин; М., 1994). Во-вторых, это труды, связанные с историей «постформализма», в частности: Эйхенбаум Б. М. Мой временник. Л., 1929; Шкловский В. Б. Чулков и Левшин. М., 1936; Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны. Л., 1929; Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Словесность и коммерция. Л., 1929. В-третьих, это книги и статью Ю. М. Лотмана, в т. ч.: Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий: Пособие для учителя. Л., 1980; Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. СПб., 1994. Проблематика «литературного быта» вошла, как составная часть, в концепцию В. Н. Топорова и учтена, в частности, в его книге о М. Н. Муравьеве (Топоров В. Н. Из истории русской литературы. Том 2: Русская литература второй половины XVIII века. М. Н. Муравьев: Введение в творческое наследие. Книга 1—3. М., 2000—2007). Первая серьезная попытка поставить вопрос о культурном значении литературной жизни как части жизни общественной, принадлежит кн. П. А. Вяземскому (Вяземский П. А. Фон-Визин // Вяземский П. А. Пол. собр. соч. Т. 5. СПб., 1880 [впервые: СПб., 1848]).