В сентябре (1853) получил печальную весть от отца. Умерла мать и две невестки от холеры. За одну неделю умерло семь человек из нашего семейства. Холера в деревне сильная. Я попросил у барыни разрешение съездить в деревню. Она согласилась и дала на дорогу три рубля. Вечером же мне сказали, что преосвященный Филофей[47] едет в Кострому и что она, по его просьбе, назначает меня сопровождать его в поездке и смотреть за его вещами.
1 октября я с преосвященным Филофеем выехал из Москвы и поехали в лавру, где ночевали. Пока владыка был у архимандрита Порфирия[48], я с келейником[49] Вуколом пили прекрасное вино, а затем уснули на мягких постелях. Я так чувствовал себя хорошо, что готов был идти в монахи.
Утром 2 октября поехали в Вифанию[50]. Подъехали прямо к церкви, а оттуда в семинарию, в которой владыка воспитывался и потом был рекрутом. Была торжественная встреча. Откуда поехали в лавру. В это время приехал и возвратившийся из Костромы прокурор Священного синода Лопухин[51]. В Кострому он ездил по делу о раскольничьих иконах. Было выяснено, что отобранные у раскольников иконы чиновники консистории продавали тем же раскольникам и брали за это большие деньги. Лопухин был важный старик с умным лицом. Беседовал он с владыкою больше двух часов.
Затем поехали вперёд и в девять часов вечера въехали в ворота Данилова монастыря около Переяславля. Владыка, выпив чаю с просфорою, сейчас же ушёл спать. Казначей спросил у меня, будет ли владыка ужинать. Я только что хотел ответить, что владыка не ужинает, как келейник Вукол сказал, что не мешает на всякий случай приготовить кое-что. Казначей убежал, а Вукол мне объяснил, что за владыку мы поужинаем. И действительно, мы ели икру, сёмгу и уху из стерляди, запивая винами. В семь часов утра выехали, проехали Переяславль и приехали в 2 часа дня в Ростов, в Яковлевский монастырь. С одной стороны монастырских стен озеро длиною вёрст тринадцать и шириною около восьми, с другой — маленькая речонка. По озеру сновали лодки. Вид со стен прекрасный. Взгляд уносился в неведомую даль, туда, где озеро сливается с горизонтом, с другой же стороны останавливался на раскинутом треугольном городе с полуразвалившимися стенами кремля. Из монастыря на другой день поехали в село Шапсы[52], где племянница владыки была замужем за местным священником. На краю деревни близ церкви стояла небольшая изба священника, состоявшая из комнаты с перегородкой. Вся комната была завалена кочанами капусты, и поэтому племянница провела владыку за перегородку, где стояла кровать и киот с образами. Выпив чаю, владыка вышел осматривать огород.
— У нас всё бедно и неустроенно, — извинялась попадья.
— Мы и сами жили так, — задумчиво ответил владыка.
6 октября мы въехали в Ярославль. По улицам вместо мостовой была гать. Карета с трудом двигалась, так как колёса тонули в грязи. Остановились мы в Спасском монастыре. Вечером владыка пошёл к живущему на покое ослепшему преосвященному Евгению, с которым говорил до двенадцати часов ночи. Я просто заслушался их умных разговоров о миссионерстве в Китае и распространении христианства среди степных иноверцев. В шесть часов утра я отправился на колокольню. Хотя начиналась заря, но небо было ещё темно и кое-где изредка блистали звёзды. Становилось всё светлее и светлее, и наконец выплыло солнце. Волга трепетала мелкими серебристыми блёстками волн, которые в одном месте, при впадении реки Которосли, были светло-малинового цвета. Над рекою вились чайки, на стоявших на якоре и медленно покачивавшихся судах рабочие копошились, умывались, молились… Залитый весь солнцем город также стал просыпаться. Я долго любовался этой чудной картиной.
Утром поехали дальше. Был сильный ветер, Волга бушевала, и паром не действовал. Однако по просьбе владыки двадцать четыре человека рабочих взялись за канат. На средине Волги волны перебрасывали воду через весь паром. Владыка молчал и, только когда приехали, сказал: «Слава Богу, Бог перенёс». Покатили затем в карете по костромской дороге. Грузная карета в восемь лошадей едва двигалась по грязи. Некоторые мосты были ненадёжны, и приходилось объезжать, делая крюк вёрст по пяти. Было уже темно, когда наконец показалась Кострома и мы въехали в ворота Ипатьевского монастыря. Для владыки была приготовлена баня, но он сейчас же пошёл служить всенощную, а баней воспользовались я с Вуколом. Мы же по обыкновению съели и приготовленный для него ужин.
47
Филофей (в миру — Тимофей Григорьевич Успенский (1808 — 1882)) — епископ Костромской (1853 — 1857), потом Тверской, впоследствии митрополит Киевский (1876 — 1882).
48
Порфирий (в миру — Георгий Иванович Попов (1825 — 1864)) — историк церкви; в 1853 г. преподаватель Московской духовной академии и соборный иеромонах Александро-Невской лавры; архимандритом он стал только в 1856 г.
50
Вифания, или Спасо-Вифаниев мужской монастырь в Московской губернии Дмитровского уезда близ Троице-Сергиевой лавры.
51
Лопухин Алексей Андреевич (1813 — 1872) — коллежский асессор, исправляющий должность прокурора московской конторы Синода.
52
Скорее всего, имеется в виду село Шопша Ярославской области: в одном из писем упоминалось, что по дороге из Москвы в Кострому владыка будет останавливаться у шопшинской своей родственницы.