собираясь прокатиться
в невоспетые века,
где живут воспоминанья,
и Молочная Река
разлилась по Мирозданью.
2.
Что ветер связан с нами,
я знал ещё юнцом –
преданьями и снами,
дыханием в лицо.
Достану в цирке спицу
и ветру укажу:
«Изобрази тигрицу
в угоду куражу.
Тигрицу-незабудку,
дарящую весну
кузнечику ли, утке,
и прыгай на Луну!»
3.
Очеловечен
музыкой забот,
однажды ветер
в гости к нам
придёт.
И спросит под сурдинку:
«Как дела?
Цвели ли скалы?
Радуга была?»
И будет
в куртку синюю
одет,
как президент страны
или поэт.
Температура
Вышла и снова вошла –
и наступила Весна!
Села на старенький стул –
в поте горячем уснул…
Снилась мне роза зимой,
стуже дарившая зной,
город в пустыне – Кабул,
ветер горячий и мул…
Утром, сквозь стены пройдя,
старый покинула дом.
После ночного дождя
пахло кленовым листком.
В слабом дыхании дня
вновь просыпался уют…
Разве я знал, что тебя
Смертью в народе зовут?
Летняя скрижаль
Я думал – лес четвероногий,
а он в одежде мотылька
ко мне явился на дороге…
И где ты, лунная тоска,
где тяжесть лет? На бал рассвета
приглашена моя печаль…
Я думал, лес… Ищу ответа,
читая летнюю скрижаль.
Выступление камней
против докучливых поэтов,
воспевающих их в стихах
Камни, камни, всюду камни,
словно молятся в дороге
темноликие цыгане
на алтайские отроги.
Спины гладкие мелькают,
как мешки с тяжёлым грузом.
«Помоги, Владыка края,
защити нас от обузы!
Проживать желаем в мире
спелой ягоды и звука
только каменною гирей
на зелёной чаше луга!
Защити нас от поэтов,
сохрани обычным камнем,
что привычно гладят ветры
заскорузлыми руками!»
Нарисованное время
На конфете – циферблат:
нарисованное время!
Дети маленькие спят,
спят игрушки и деревья,
позабыв, который век
отпечатан на конфете…
Гном по имени Казбек
разминается в буфете.
Пишет Лунная Коза
жалобу Большому Сыну
на осенние леса,
волчью ягоду и сырость.
Час «пускает пузыри» –
зажигает по соседству
золотые фонари,
освещая ими детство.
Дым
Он истекает из трубы,
и черепом представ,
смущает лунные столбы
и архитрав.
Пытаюсь с ним заговорить
и прочитать ему стихи.
Но как далёк язык зари
от языка сохи!
Стою среди замёрзших луж,
машу ему рукой,
а он уже – воздушный уж,
и тает за рекой.
Домой
Пойдём, моё сердце, домой
не этой
ночной стороной,
не этим
маршрутом тоски,
а там, где
играют пески
и шепчут на ухо:
«Ты – наш.
Ты – синих песков
карандаш!»
Мать Юга
Мать Юга говорила:
«Сорви цветок любви
и лунные перила
в себе благослови!»
Мать Юга спозаранку
вставала у окна,
произносила танку,
и ей была полна.
И снилось ей местечко,
где в нужный людям срок
её явила речка
и воспитал цветок.
Мой день
На небе – Вивальди,
на небе – гроза,
из синей тетради
слышны голоса.
О чём ни напишешь –
сиреневый свет
танцует на крыше,
и солнце – поэт.
Живу между звуком
и блеском луча,
зелёную скуку
рассветом леча.
Невольники ритма
Невольники ритма
песчаной пустыней идут,
им ветер – как бритва,
и солнце – как чёрный мазут.
Невольники ритма знают,
что ждёт их с утра,
и путь земной заметают
за ними ветра.
Песчинками золотыми
сверкает за ними след…
Они идут, и пустыня
им дарит то, чего нет.