Ещё до этой жизни ты была
невыразимой нежностью тепла,
венком из одуванчиков, дождём,
надеждой, что куда-нибудь придём
в одеждах точных чисел Пифагора,
и улыбнувшись снегу впереди,
взойдём с тобой на маленькую гору,
сначала поместив её в груди,
а после, излучая постоянство
и веру в то, что существует день,
заполнив ими время и пространство
и мир бескрайний творческих идей,
поднимемся, быть может, чуть повыше –
в сиянье сферы нежности самой,
где виден звук, как лунный серп над крышей,
где ты бываешь мной, а я – тобой,
где станем человечеством когда-то,
увидев в звёздах будущий свой дом
и на могиле павшего солдата
цветущий ландыш – память о былом.
Муза
Жених у нашей Музы – майский жук,
и отношенья их давно известны.
А ну, клади зелёную вожжу
на грудь своей заплаканной невесты!
Перепояшь алтайскою тайгой
широкое бедро и поясницу,
чтоб снился Музе Чингисхан рябой
и плов узбекский, и московский шницель.
Вредны учёбе мёд и пирожки.
О, Муза! О, прочитанные вести!
Колонны лиц, воздушные прыжки,
чтоб за версту понравиться невесте.
Заговорил хитиновый мотор,
раздулся плащ зелёный по-гусарски,
и строчке не препятствует никто
украсть у Музы облака и сказки.
Точильщики ножей
Когда-то в мире были
точильщики ножей,
пропахшие селёдкой,
колючее ежей.
По городу ходили,
крича: «Кому нужна
не мягкая солома –
опасная жена?»
И выходили дамы
с ножами у бедра,
и сыпала искрою
точильная орда.
А из открытых окон
смотрели их мужья,
косясь на сталь прямую
висевшего ружья.
Чюрлёнис
1.
Кто на границе двух миров
стоит с сачком воспоминаний
и ловит блики от ветров,
как бабочек в цветном тумане,
тому даётся звукоцвет
как галактическая память,
которая несёт ответ,
чтоб заново его заямить.
2.
Любитель лёгкого прилёг
на книгу Ветхого Завета,
и музыка лесных дорог
ему привиделась балетом.
Материками облака
отвесно встали над Землёю,
и Пятикнижие цветка
раскрылось в зеркале покоя.
3.
Кто видит звук и слышит краску,
тому мелодия лесов
из многомерности прекрасной
покажет Дао колесо.
Оно покатится по свету
маршрутом Индия – Китай,
и в золотую канет Лету,
открыв и нам воздушный Рай.
4.
И эльфа, и лесную фею,
и даже яблоко зари,
которое в садах Морфея
поют зимою снегири,
покажут числа, и четыре –
живое царское число –
взойдёт звездою Альтаира,
украсив путнику чело.
5.
Мы – игронавты состояний,
живое зеркало любви,
в котором чувства накаляют
ночные стражи – соловьи.
Среди космического сора,
в науку чисел влюблены,
мы – Зацветаевы простора
и просветители Луны.
6.
Я верю, что мс в квадрате
заучат сёла и леса,
и в солнечной проснутся вате
поющих эльфов голоса.
Играют солнечные пятна
прелюд на листьях молодых,
и непонятное понятным
становится в мирах иных.
7.
Чюрлёнис – вестник состояний,
когда миры, один в другом,
своим дыханием влияют
на жизнь в обличие ином.
И Рекс – космический Владыка
и звёздных чисел казначей –
поёт лесную землянику
на арфе солнечных лучей.
Каллиграфия в Китае
Дурачок-каллиграф, сфинкс Китая,
приглашён, чтоб подписать картину.
В медной чашке масло догорает
и коптит фитиль, сгибая спину.
Дурачку с улыбкою Сократа
много ль надо? Чаю да печенья!
Кисточка стремлением богата,
тушь темна, как Лао Цзы ученье.
Бо'льшее, чем Дао, сделать мог ли
дурачок, глазевший на картину?
Зачернел на шёлке иероглиф
силуэтом старой паутины.
Лермонтов
Светло под камнем с пулею в груди
лежать и видеть жизнь в её полёте.
Как будто белый парус впереди