— Хватит молиться, садись быстрей!
Всю дорогу я внимательно присматривался к своему водителю. Он не был похож на «золотую молодёжь». Не было в нём ни презрения, ни снобизма. Обыкновенный молодой парень. Весёлый зубоскал, с которым приятно и легко общаться.
— Почему ты такой? — я со всё более возрастающим интересом смотрел на него.
— Какой? — в его голубых глазах заплясали насмешливые искорки.
— Нетипичный! Для сына олигарха.
Его губы сжались в одну тонкую линию, веселье из глаз ушло, а на его место стала заползать злость.
— Женя, почему ты считаешь козлиное поведение зажравшихся папиных сынков обычным, а моё нет?
— От них всегда знаешь что ждать, это просто и понятно. А ты не понятен. И это пугает. — Я пожал плечами. Не умею объяснять.
— Хочешь сказать, что тебя пугает обычное ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ поведение? — он выделил голосом человеческое, и с недоумением покосился на меня.
Предпочёл ему не отвечать. Я был сыном обычной провинциальной медсестры. Не было у меня ни дорогих шмоток, ни крутых автомобилей. И деликатесы только по большим праздникам. А он меня с утра, на простой завтрак, бутербродами с икрой кормил. И вот этот человек цинично учит меня тому, что такое человеческое поведение. Что я мог ему сказать? Что мне всегда своё превосходство приходилось доказывать кулаками? Только так я мог заставить окружающих себя уважать.
— Бояться, ты заставил их бояться, а не уважать. Уважать можно за что-то. Силу боятся, — видимо, я размышлял вслух. Есть у меня такая черта.
Подъехав к больнице и выйдя из машины, Леон потащил меня к служебному входу. Все, кто попадался нам на встречу, приветливо махали ему рукой. Кажется, его в больнице любят.
— Держи, надевай, — он сунул мне в руки белый халат и повёл по коридору к последней палате. — Проходи, только тихо.
Мама лежала на белых простынях и сама была такая же белая. Я поразился, насколько же она у меня худенькая. Раньше я этого не замечал, а теперь, держа тоненькую руку в своей огромной лапище и смотря на почти прозрачную кожу, мне хотелось плакать. Наверное, если бы я был один, то разревелся, не сдерживая себя. Но рядом стоял Леон, а плакать при нём я не буду ни за что в жизни.
— Леон, как ты думаешь, она поправится? — увидев, как парень сглотнул и выдавил из себя:
— Я не знаю, — моё сердце ухнуло вниз. Так хотелось, чтобы он сказал, что обязательно поправится. Сам не знаю почему, но я верил ему. Мне казалось, что будет именно так, как он скажет. А от его тихого голоса по коже пополз мороз.
— Лёнечка, мальчик, ты здесь? — услышал я голос с порога и поначалу не понял, к кому обратился вошедший старичок.
— Лёнечка? — недоумённо посмотрел на Леона.
— Ну, зовут меня на самом деле Леонид и что? — ага, значит, мы своё имя терпеть не можем. Появился шанс отучить его называть меня солнышком.
Старичок-профессор с недоумением посмотрел на нас и продолжил.
— Мы наконец-то выяснили, что с пациенткой, — я напрягся. — Это очень любопытно, но, похоже, её последние полгода систематически травили. Яд накапливался в организме постепенно и когда его концентрация превысила все разумные пределы, женщина впала в кому.
— Противоядие? — увидел, как у Леона побледнели губы, у меня же так сжало горло, что я даже не смог говорить.
— Его нет. Мне жаль. Но ей осталось дня два. Не больше.
Палата медленно завращалась у меня перед глазами:
— Женька — солнышко, нет! — это было последнее, что я услышал.
Сознание возвращалось медленно. Нежно зелёные стены, мягкая кровать. Леон, сидящий рядом со мной. Похоже, я у него дома.
— Мама, — резко поднялся, а парень отвёл глаза.
— Мне жаль, Жень. Очень жаль.
— Когда? — это единственное слово, на которое у меня хватило сил.
— Вчера вечером, — я недоумённо посмотрел на него. — Ты проспал целые сутки. Я вколол тебе снотворное.
— Ты гад! Я бы мог побыть это время с ней. Не прощу тебя.
Одиночество постепенно захлёстывало меня. Один, я теперь один в целом мире. Полагаться больше не на кого.
— Ты не один, — кажется, я опять начал думать вслух. — У тебя есть я!
В дверях стоял Родька и пристально смотрел на меня.
— И я! И я! — раздался звонкий голос и из-за Родьки выглянул ванилька.
Всё правильно: где Родька, там и Олег, и наоборот. Невольно улыбнулся, но нестерпимо захотелось плакать.
— Женечка, Женечка, — Олег забрался на кровать и положил мою голову к себе на колени. — Ты поплачь. Тебе легче будет.
— А ну, брысь отсюда! — это он уже Родиону с Леоном. — Поплачь.
— Спасибо тебе, ванилька, — от слёз действительно стало легче.
Олег посмотрел на меня:
— Что будешь делать?
— Домой вернусь. Здесь меня уже ничего не держит.
— Я бы на твоём месте не торопился, — Леон остановился в дверях.— Я бы, например, очень хотел узнать, кто, и главное, за что, убил твою мать.
Глава 3
Леон.
Моя кухня напоминала штаб-квартиру детективного агентства. Мы дружно пытались решить, что нам делать дальше.
— А стоит ли самим превращаться в детективов? Если человек один раз пошёл на убийство, то гарантии, что он не сделает этого второй раз, у нас просто нет, –Родька был до зубовного скрежета прагматичным.