- Нужно оставить мысль о дальнейшей обороне, - говорил он. – Палисад проломлен в двух местах. Пороху нет. Я не могу больше ручаться за своих гусар. Еще одна атака и - конец. Гайдамаки уничтожат нас всех.
- За ваших гусар я тоже не ручаюсь, - въедливо произнес Шафранский, - торговцы вели бой смелее, чем они. Возьмите себя в руки, поручик. Нам нужно продержаться хотя бы до завтра, пока не подойдет помощь.
- Помощь? Откуда? Кому мы нужны? Думаете, Белявский или Стемпковский придут на помощь? Они сами попрятались от гайдамаков, как лисы от гончих. Хоть на стену взберись да кричи на все поле – никто не придет. Нужно начать переговоры. Я думаю, мы сможем договориться с Гонтой.
- А мне кажется, поручик, вам нужно лечь и выспаться.
Младанович не вмешивался в спор. Глубоко погрузившись в кресло, он, казалось, даже не слышал спора. Но вот он шевельнул рукой и поднял голову.
- Не будем спорить, пан Шафранский. Поручик говорит правильно. У нас уже нет
196
сил для борьбы. Но нам еще, возможно, удастся о чем-то договориться. Нужно позаботиться о спасении женщин и детей.
- Сначала надо думать о короне и воинской чести, а потом уже о женщинах и детях! – резко вскрикнул Шафранский.
Младанович устало махнул рукой. Получив эти неутешительные известия, он потерял всякую надежду на успех защиты.
X
Младанович решил на своих условиях сдаться повстанцам. Он отправил на переговоры парламентером еврея с белым платком. Однако того ждала горькая судьба. В подзорную трубу со стены увидели, что парламентера повесили вверх ногами на придорожной вербе.
Тогда он ночью уговорил купцов-евреев загрузить несколько телег дорогими тканями, шитыми золотом пояса, роскошными шапками да кисетами и отправили все Гонте, выпросив у него пощады для города. Принявши дары, Гонта и Зализняк переговоры отложили до утра.
На следующий день Гонта, привязав белый платок к копью, подъехал к воротам и предложил возобновить переговоры на условиях сдачи. Он требовал, чтобы Младанович вышел к нему лично и приказал бы открыть ворота. Растерявшийся губернатор исполнил это требование, он пошел к воротам навстречу Гонте. Гонта предложил Младановичу сдать город, уверяя его, что в этом случае полякам и евреям будет дана возможность оставить Умань. Младанович отклонил предложение Гонты. Следовательно, сразу начался колиями штурм города. Они с двух сторон штурмовали валы, воспользовавшись тем, что польские пушки били через головы на большое удаление, даже снаряды не попадали в линии обоза повстанцев. Учинилась большая паника. Наперекор тому, что в городе был еще запас выстрелов для пушек и другие припасы, распространились слухи, что пушки замолкли, потому что окончились снаряды, и воды осталось лишь на два дня. И поэтому, когда утром 21-го июня возле ворот снова появился Гонта с белым платком, толпа стала требовать от Младановича вступить в переговоры. Толпу поддержал Лепарт.
- Мы сейчас выедем за ворота на переговоры с Гонтой.
- Идите, а я не пойду.
Так они и вышли, ни о чем не договорившись между собой. Шафранский, хотя и сказал, что не пойдет, все же пошел, когда Младанович и Лепарт исчезли за воротами. То ли его гнало любопытство, то ли он боялся, чтобы губернатор и Лепарт не сделали какой-нибудь оплошности, но он догнал их. Вслед за ними за ворота стали выходить шляхтичи и солдаты. Их становилось все больше, они заполняли место перед воротами, подвигая передних дальше и дальше.
Все трое – Младанович, Лепарт и Шафранский – молчали. Они видели, как к гайдамацкому лагерю подъехал их посланец, как немного погодя оттуда выехала группа верховых и поскакала к ним. Над поднятой над головой саблей переднего всадника
трепетал на ветру белый платок. В этом всаднике Младанович узнал Гонту.
197
“Какой будет эта встреча? – думал он. – Сконфузился сотник? Или, напротив, будет
спесивиться, станет угрожать, попытается унизить, как это часто делается по не писаным законам разговора с побежденными?”
Гонта глаз не опускал, но ничем не пытался подчеркнуть свое положение победителя. Вел себя сдержанно, с достоинством. Младанович даже удивился, встретив спокойный взгляд темных глаз Гонты.
“Как только может он смотреть в глаза после того, как перешел на сторону грабителей? Что толкнуло его на это? Погоня за богатством, за воинскими почестями?” Эти и подобные вопросы мучили Младановича. Он сдержался, чтобы не обратиться с ними к Гонте. Но тот нахмурил брови и сурово оборвал губернатора.