Я хочу спросить ее, где Киллиан, и должна ли я начать есть без него. Я не знаю, почему меня это должно волновать, но я надеялась, что мы сможем поговорить, чтобы он мог рассказать мне, какие у него планы относительно меня, помимо очевидного. Может быть, мы могли бы прийти к какому-нибудь соглашению.
Живя с отцом, я чувствовала себя как в тюрьме. Я ела, занималась спортом, следила за своей внешностью, и другом у меня был только Итан. Но это совсем другое дело.
Я поднимаю голову, когда мужчина, которого я видела работающим по дому, заходит, проверяет лампочку, которая, как я заметила, мерцала у плинтуса, и я набираюсь смелости спросить:
— Вы знаете, где мистер Кросс? — Мужчина выпрямляется, но прямо на меня не смотрит. Может быть, его смущает маска, которую я ношу, или он нервничает и не знает, должен ли мне ответить, но потом я слышу, как он бормочет:
— В своем кабинете. — Он выпрямляется и прочищает горло. — По коридору направо, третья дверь слева. — И он уходит.
Подождав несколько секунд, я оглядываю столовую и чувствую себя глупо, сидя здесь одна. Вставая, я оставляю еду нетронутой и направляюсь в кабинет Киллиана. Мое сердце бешено колотится, когда я поворачиваю налево и подхожу к третьей двери. Мой палец слегка нажимает на экран, и он открывается. Я мгновенно отвожу взгляд, закрывая глаза. Киллиан. Я сморгиваю резь в глазах. Почему?
Глядя себе под ноги, я чувствую, что моя жизнь продолжает рушиться. Мне должно быть все равно, потому что он для меня никто. Просто мужчина, который купил меня по эгоистичным причинам.
Я набираюсь смелости поднять глаза, и девушка, с которой я увидела его в первую ночь, ахает:
— Сильнее.
Я делаю быстрые вдохи, но не могу оторвать глаз, потому что в комнате есть еще одна девушка. Она блондинка по сравнению с другой девушкой с длинными черными волосами.
Блондинка шепчет ему на ухо, в то время как он заставляет другую девушку склонившись над столом, лежать на ней сверху, задрав штаны ниже задницы, и, судя по его позе, он входит в нее. Блондинка одновременно сосет его шею.
Это больно.
У меня комок застрял в горле. Он оставил меня ждать его, пока сам был здесь и занимался сексом с двумя женщинами. Иглы впиваются мне в нос изнутри, пытаясь схватить за горло. Я смотрю вниз и замечаю, что у меня дрожат руки. Слеза скатывается по моей щеке, и я прижимаю ткань маски к щеке.
Он полностью одет, на нем маска, но для этих двух девушек он Бог. Для них не имеет значения, как он выглядит снизу, и, судя по их стонам, когда он набирает скорость, на него, вероятно, неплохо смотреть и без этого.
Я замечаю, как он ходит по дому, такой уверенный и высокомерный. Его не волнует, что ему приходилось прятать от всех свое лицо. Включая меня.
Держась одной рукой за край стола, он обнимает девушку за шею, одновременно входя в нее, и она улыбается чему-то, что он ей сказал.
У меня никогда не было такого секса. Итан никогда не брал меня так и не шептал на ухо.
Блондинка просовывает руки под его облегающую рубашку, и он вдавливает свои бедра в другую девушку медленными, размеренными толчками, заставляя ее стонать.
— Киллиан, я кончаю.
После того, как он отпустил ее, его другая рука заворачивается ему за спину, и блондинка стонет, пока он играет с ее клитором. Он не теряет времени, доводя их обеих до оргазма, и не сдается. Он увеличивает скорость, рыча под маской, трахая одну, одновременно дроча другую. Я могла сказать, что его кожа была гладкой, по тому, как напрягались мышцы его задницы, когда он быстрыми движениями входил в нее. Контраст с тем, как его покрытые чернилами руки касаются груди темноволосой девушки, в то время как он растворяется в ней.
Я вытираю шею от слез, попадающих под маску, из-за чего она прилипает. Когда он рычит, вероятно, близкий к разрядке, я сильно ударяю ладонью по экрану и смотрю, как закрывается дверь.
— Что за черт! — орет он, прежде чем дверь закрывается полностью.
Я бегу, стараясь не останавливаться и не оглядываться. Я увидела достаточно. Я пробираюсь по коридору, мысленно представляя повороты обратно в свою комнату.
— Лилит! Лилит! — Его крики эхом разносятся по коридору. Я продолжаю бежать, проклиная свои любимые остроносые ботинки, жалея, что не надела вместо них кроссовки и свитер.
К черту Киллиана Кросса. К черту его.
Я захожу в свою комнату в рекордно короткие сроки и щелкаю замком на двери, пятясь, как будто я уберегла ее от врат в ад.
— Лилит, открой дверь, — требует он грубым тоном.
— Уходи, — кричу я ему через закрытую дверь дрожащим голосом, моя грудь поднимается и опускается от такого быстрого бега. Мои легкие горят от холодного воздуха.
— Черт возьми, Лилит. Пожалуйста, позволь мне объяснить.
— Тут нечего объяснять. А теперь, пожалуйста. Просто… оставь меня в покое. — На последней фразе мой голос срывается. Врываясь в ванную, я закрываю и запираю дверь, чтобы снять маску и никто не увидел и не услышал, как я плачу.
Я такой чертовски тупой. Я облажался. Я смотрю на свои расстегнутые брюки и чувствую отвращение к самому себе. Она увидела меня в них, и я не знаю, что делать. Я привожу себя в порядок и захожу в столовую, смотрю на свои умные часы, чтобы увидеть время, 7:45 вечера, и смотрю на тарелки с едой, расставленные по обоим концам обеденного стола.
— Она ждала вас. — Я оборачиваюсь и вижу, как входит Агнес и бросает на меня многозначительный взгляд.
— Я вижу это, — отвечаю я отрывистым голосом.
— Она ничего не ела, ждала, пока вы появитесь, а потом пошла вас искать.
Агнес живет здесь с тех пор, как были живы мои родители, и они привезли ее сюда с материка после моего рождения. Она осталась, когда ее муж умер от болезни, которую они не могли вылечить, потому что не зарабатывали достаточно денег на лечение. Когда мои родители узнали и предложили помощь, было слишком поздно. Он скончался от осложнений.