Эллис меня уже ждал.
— Билли, — сухо, иронично и утонченно сказал он, взмахнув пустым стаканом, — мне один большой виски. И не жалей льда.
Подлинная цель этой встречи состояла в том, чтобы отвлечь Эллиса от «Гордости и предубеждения». Я собирался осторожно выпытать у него, какие антикварные книги он хотел бы приобрести в будущем, а затем, возможно, «подыскать» ему нужный экземпляр; кроме того, я мог заронить в его голову пару названий книг, которые, как мне якобы известно, появились на рынке. То, что сказала Антония, спутало мне все карты, и теперь общество Эллиса казалось особенно противным. Но я должен был обхаживать его, чтобы не упустить сделку и погасить заем, который взял для «Гоупойнта».
— Ну ты и прохвост! — сказал он, когда я поставил его скотч на стол. — Ты и твой узкоглазый педик. Эй, ты лед забыл!
Я взглянул на него, приподняв бровь. Мало того что он дрянной стихоплет, так еще и расист-гомофоб.
— Классный пиджак, Эллис. Армани?
Он пожал опиджаченными плечами:
— Как долго вы собирались это продолжать? Ваша парочка?
— Годами, наверное, если бы кто-то не сдал нас.
— Да уж, не повезло. — Он отвел взгляд, чтобы глотнуть виски. — Жаль, что шило вылезло из мешка.
Я уставился на него. Неужели он не догадывается, что я знаю, кто навел на нас журналиста?
— Понятия не имею, как им удалось нас раскрыть. А потом они еще откопали черновики в моей мусорке.
— Ага, я читал в воскресных газетах. Потрясающе.
Точно. Он думает, что я не знаю!
— Дело в том, что я-то никому не рассказывал. Ни единой душе.
— Правда? — сказал он. И посмотрел на меня честными, широко открытыми глазами. — Значит, это был кто-то из твоего самого ближнего круга.
— С чего ты взял?
— Ну ясно же: именно они наизусть знают твою манеру говорить. Коронные фразочки. Характерные словечки. Стоило хорошенько прислушаться — и они тут же обнаружили бы все это в затейливо-просторечном слоге Джеза Сингха.
Этот подонок только что растолковал мне, как он нас вычислил. Причем явно получал от этого удовольствие. Глумился надо мной.
— Возможно, ты прав.
Я размышлял, как бы подловить его насчет Ясмин. Заставить его признаться, что он знает про нас с ней. Я решил рискнуть:
— А как поживает та красивая девушка, что была с тобой в «Музейной таверне»?
— Ах эта? — Он подавил притворный зевок. — Ясмин? Без понятия. Она ничего, но слегка чокнутая.
— Правда? Опасное дело.
— Ага, стремная — из тех, что вешаются на каждого встречного. Короче, ладно. Есть что для меня?
— Еще несколько дней.
— О боже. Я уже сыт по горло.
— Мы заказали углубленную технологическую экспертизу, — сказал я. — Проверку по всем статьям. Ты же не хочешь отдать такие деньги и не быть на все сто уверенным, что издание подлинное. А это не минутное дело.
Он изучающе вперился в меня. Я сменил пластинку и начал рассуждать о состоянии рынка в целом. Прежде всего заметил, что дела у букинистов нынче идут неважно и позариться особенно не на что. Затем упомянул несколько имен. Диккенса и прочих. Мол, я слышал, будто кое-что намечается. Или только может наметиться.
— Как это так? — сказал он, грозя мне длинным поэтическим пальцем. — Как это вышло, что я об этом ничего не знаю? Я прочесываю интернет, постоянно спрашиваю других поставщиков, но ни разу о таком не слышал. Что у тебя за источники?
Я отпил вина — довольно недурного. После чего наградил Эллиса убийственно-очаровательной улыбкой.
— А цена на них известна? — поинтересовался он.
— Я никогда не обсуждаю цену, пока не выясню все наверняка. Ты же помнишь. Опять же многое зависит от других покупателей.
— Других покупателей! — повторил он с презрением. — За дурака меня держишь? В этой сделке нет других покупателей, верно?
Вообще-то, был. Но сплыл.
— Вроде бы я про него уже рассказывал.
— Что, про того перца, владельца магазина игрушек? Его ведь не существует, верно? Думаешь, ты офигеть какой умный, Билли-бой, но я же вижу тебя насквозь. Сечешь? Ты у меня как на ладони. Если ты не выдумал этого покупателя, то гони его номер.
— Ясно же, что я не могу этого сделать.
— Или давай номер, или сделка отменяется. Вот и вся недолга.
Он явно озлобился, и я поверил, что он не шутит. Я не знал, как поступить. Если я дам ему номер Отто, тот, разумеется, не ответит. Возможно, кто-то даже подойдет к телефону и скажет Эллису, что Отто погиб.
Я отпил вина. Затем достал из бумажника одну из Оттовых визиток и вручил ее Эллису.
— Что ж, вполне справедливо. Если он сейчас подтвердит, что готов перебить твою цену, книга достанется ему. Финиш.
Эллис выхватил у меня визитку, достал из кармана мобильник и лихо его раскрыл. Сказал, что сейчас, блин, проверит, что там кто подтвердит. Он набирал цифры номера, а я сидел, скрестив руки, и ждал. Эллис старался переглядеть меня, пока шли гудки.
Уж и не знаю, снял кто-то трубку или он попал на автоответчик. Как бы там ни было, Эллис нажал отбой. Захлопнув мобильник, он спрятал его в карман. Я посмотрел на него и поднял бровь. Он проиграл. Продажа гарантирована, осталось только заставить Штына доделать начатое.
Затем Эллис перевел разговор на веленевую суперобложку (парой образчиков мне уже приходилось искушать его раньше). Он заявил, что она должна быть включена в мою «бешеную» цену. А когда я решительно отказал, он вылил на меня ушат совершенно особенной поэзии, примечательной своим коротким стихотворным размером и пролетарской лексикой. Литературные критики, полагаю, назвали бы ее кулачной. Мускулистой.
— А какой процент с этих сделок получаешь ты, Билли-бой? Мне кажется, я имею право знать, сколько тебе достается всякий раз, как я покупаю очередную книгу.
— Эта информация, — чопорно сказал я, — тебя не касается.
И тут он ни с того ни с сего пустился во все тяжкие. О своих издателях. О своем агенте. О своих, прости господи, переводчиках. Обо мне. О том, какие мы все пиявки, паразиты и вампиры; как мы высасываем из него соки и наживаемся за счет его таланта. Через некоторое время я перестал слушать и просто с любопытством наблюдал за тем, как движутся его челюсти, смыкаются и размыкаются губы; как его раззадоривают собственные слова. Это было все равно что наблюдать за псом, грызущим здоровенный шмат сырого мяса. Он находил отборнейшие выражения, чтобы приложить каждого из нас, окруживших его звездное, величество, а от его рта разлетались, оседая на столе, клочья пены.
Помню, я сидел и думал: да как же ты смеешь плести все это, когда буквально через дорогу отсюда святая женщина умирает от рака; да как же ты посмел сказать такое о Ясмин; да как ты вообще можешь сидеть здесь и прикидываться, будто это не ты заложил нас с Джезом газетчикам; с чего ты взял, что имеешь право вот так насмехаться надо мной?!
А он все не унимался:
— И не думай, будто я не знаю, что ты пялишь эту шмару Ясмин. По-твоему, я не заметил, как вы вышли с презентации книжки Фрейзера? Прятались от меня! Как трогательно!
В следующую секунду в меня будто злой дух вселился, и я схватил Эллиса за горло. Повалил его на скамью нашей клетушки и стал душить. Мои пальцы, как когти, вонзились в его шею, сдавливая гортань. Я был на волосок от того, чтобы придушить его до смерти, и как же это было здорово! Он издавал всякие нелепые звуки: булькал, хрипел, сопел… Его лицо побледнело, затем посинело; он дрыгал ногой и вяло трепыхался, тщетно пытаясь разжать мои пальцы.
Я держал его за шею, когда вдруг осознал, что нас могут увидеть. Поднял глаза. Огляделся. Волосы, растрепавшиеся в драке, загораживали мне обзор. Какие-то двое у стойки таращились на меня. А третий, стоявший чуть поодаль, был не кто иной, как старый вояка Шеймас. Он с интересом на нас поглядывал.
На самом деле я хотел, чтобы меня остановили. Но стоило мне, дрожа от напряжения, поймать взгляд тех двоих у стойки, как они тут же отвернулись, болтая как ни в чем не бывало. Один из барменов за кассой начал было пробивать чек, но прервался, глядя на нас. Казалось, зрелище привело его в ужас, однако, едва я зыркнул на него, он мигом отвел глаза, утер нос и вернулся к работе.