Основой быстрого возрождения России стали, как хорошо известно, доходы от нефти. Начальный рост цен на углеводороды сначала привел к восстановлению уровней добычи сырья (производство нефти выросло с 2000 по 2006 год с 327 до 486 млн. т год, газа — с 528 до 595 млрд. куб. м), а последующее достижение ценами рекордных значений — к огромному росту доходов бюджета и накачке экономики деньгами. Следует, правда, заметить, что на протяжении всей постсоветской истории страны России не удалось нарастить добычу нефти и газа по сравнению с концом 1980-х годов, тогда как ее конкуренты быстро увеличивали объемы производства (Казахстан и Азербайджан — в 3–3,5 раза как по нефти, так и по газу, Катар — в 24 раза по газу). B результате доля России в мировой добыче нефти сократилась с 1990 по 2013 год с 16,3 до 12,8 %, в добыче газа — с 29,8 до 17,6 %, и перелома в данной тенденции ждать не приходится.
Влияние нефти и газа на экономику России огромно. Страна в 2013 году экспортировала 389 млн. т нефти и нефтепродуктов и 196 млрд. куб. м газа — доходы от их продажи составили €188 млрд., или 53,5 % всех экспортных поступлений. Пошлины на экспорт нефти и газа принесли 36,4 % доходов федерального бюджета, а вместе с налогом на добычу полезных ископаемых — 51,3 %. Согласно официальным данным Министерства финансов, в случае отсутствия этих поступлений, дефицит бюджетной системы России составил бы 10,2 % ВВП — несколько больше, чем он был в самом «кризисном» 1992 году, сразу после распада Советского Союза. Только прирост цен на нефть и газ по сравнении с 2002 годом принес России €2,05 трлн. дополнительных доходов за последние 10 лет — практически столько же, сколько составляет годовой бюджет Германии.
Нефтяные доходы обеспечивают — через бюджетное перераспределение и рыночным путем — поддержку большинства отраслей российской экономики и гарантируют рост доходов населения, выступающих драйвером конечного спроса. Здесь же кроется и второй источник нынешнего «процветания» страны: огромное текущее недоинвестирование. B 1987 году в Советском Союзе доля ВВП, направлявшаяся на инвестиции, доставляла 32,6 %; сейчас в России она редко достигает 20 %. По сути, «проедаются» не только 10–11 % ВВП, которые составляют сверхдоходы от экспорта углеводородов, но и 10–12 % ВВП, которые направляются не на инвестиции, а на текущее потребление. Результат виден всюду: энергосети изношены на 60–70 %, число региональных аэропортов с 1991 года сократилось в 8 раз, автобан между Москвой и Санкт-Петербургом строится уже более 15 лет, но так и неясно, когда будет введен в строй. Через 5-10 лет устаревание советской инфраструктуры станет самой большой проблемой России, но пока это мало кого волнует — тем более что денег на ее развитие все равно нет.
Экономика рантье предрасполагает к коррупции, которая определятся двумя обстоятельствами. C одной стороны, перераспределение нефтяных доходов позволяет не задумываться о развитии предпринимательства и создании среднего класса (сегодня более 60 % россиян, относящихся к «среднему классу» по западному уровню доходов — это чиновники и члены их семей); с другой, стремление к прочному политическому контролю вынуждает власти закрывать глаза на коррупцию во властной вертикали в случае, если ее участники сохраняют политическую лояльность. Поэтому коррупция, которая оценивается в €220 млрд. в год, или в 14 % ВВП — системная черта российской экономики. Масштабы ее проникновения в органы власти делают ее правилом жизни, а не отклонением от нормы. Бороться с ней при сохранении нынешнего режима невозможно. Укравшие до $300 млн (!) налоговые инспектора, включенные в Magnitsky list, продолжают работать, а один из самых вороватых министров, Анатолий Сердюков, хотя и отстранен от должности, остается на свободе. Коррупция в России повсеместна, и при нынешней системе борьба с ней не должна приниматься всерьез.