— Чего?
— Ты правда умеешь пользоваться дубинкой или это просто реквизит?
Я правда хорошо с ней управляюсь, но не хочу выдавать слишком много на случай, если придется напомнить, кто здесь босс. Лучше попридержать эту важную информацию при себе.
— Я знаю, как ей пользоваться, — говорю ему. — Мой друг — коп. Он обучает самообороне. — Разумеется, это побуждает бросить в его сторону косой взгляд. — Могу дать тебе его номер.
Доминик мог бы научить этого парня кое-чему.
— Ты бы стала с ними драться? — Его голос сочится скептицизмом. Не в первой парень сомневается в том, на что я способна. Для них это никогда не заканчивается ничем хорошим.
— Я ломала пару костей. В городе не так безопасно, как раньше, сегодняшняя ночь яркий тому пример.
— Тебе нравится драться? — продолжает он.
— Неа… — говорю я, поворачиваясь к нему, чтобы посмотреть в здоровый глаз. Он должен понять, что значат слова, которые я произнесу от чистого сердца. — Ненавижу драться. Я просто отказываюсь быть жертвой.
Машина позади нас сигналит, и до меня доходит, что мы стоим на зеленом свете. Я нажимаю на газ и мчусь через Пятьдесят седьмую улицу в Ист-сайд.
— Итак… почему у тебя нет охраны?
— Потому что я в ней не нуждаюсь.
Я оглядываюсь на него, чтобы убедиться, что он шутит. То есть он это не всерьез. Его лицо выглядит так, словно он впечатался в задницу мула. Вместо этого я нахожу его в глубокой задумчивости, рассеянно смотрящим в окно на пустынную улицу. Тут-то меня и настигают бессонные ночи на ногах и долгие часы работы в течение дня. Я начинаю смеяться. И не просто смеяться, речь о смехе, от которого по лицу текут слезы, и я едва ли могу вести машину.
— Правда что ли? — наконец выдавливаю я из себя, когда стихает хихиканье. Надо отдать ему должное: он умеет развлечь.
— Да, — отвечает он без тени стеснения.
Этот парень…
Он определенно занятный. Даже если не стремится к этому.
Десять минут спустя я еду вниз по Пятой Авеню, и он указывает на освещенный вестибюль довоенного здания.
— Припаркуйся перед домом.
Я останавливаю машину у обочины, он выпрыгивает из нее и, не оглядываясь, заходит в фойе. У меня нет другого выбора, кроме как схватить сумку и броситься за ним. Время за час ночи. Нужно уладить наши дела и вернуться в центр.
В вестибюле за белой мраморной стойкой в темном костюме сидит белый мужчина средних лет. Он откладывает планшет, ставя на паузу игру, которую смотрел.
— Босс, — говорит он парню, имя которого, как я теперь понимаю, не знаю.
— Кевин. Ты бы не мог позаботиться о машине, пожалуйста? Она перед домом.
Он жестом показывает отдать ключи, что я и делаю, кладя их на стойку.
— Будет сделано, — отвечает Кевин, подозрительно глядя на меня. Пофиг. Плевать на этого заносчивого швейцара.
В лифте парень, имени которого я не знаю, прислоняется спиной к панели из красного дерева и закрывает глаза. Гремлины вернулись, приумножаясь с каждой секундой. Но, прежде чем я успеваю задать хоть один вопрос, раздается звонок и двери лифта открываются, предоставляя доступ к богато украшенному коридору.
Я уже бывала в таких зданиях прежде. Мой друг когда-то работал швейцаром в похожем заведении на Парк-авеню, пока его не уволили за курение травки во время обеденного перерыва. Этому парню принадлежит весь верхний этаж.
Распахнув входную дверь, он заходит внутрь. Квартира огромная, с открытой планировкой, заставленная безликой современной мебелью. Стены украшены унылыми произведениями искусства в стиле модерн. Собственно, это идеальное отражение хозяина. И здесь темно. Мрачно и безжизненно. Я чувствую закономерность.
— Сюда, — говорит он, проходя вперед и по пути сбрасывая пиджак и галстук. Он бросает их на кресло, которое выглядит слишком дорогим, чтобы на нем сидеть. Автоматически включается тусклый свет. Понятия не имею, как это происходит. Непохоже, что здесь установлена одна из этих штучек, которая работает от хлопка. Он просто загорелся.
Положив одну руку в сумку на спрей от медведей, я осторожно следую за ним на очень большую кухню. Я всегда готова защищаться любой ценой. Меня не одурачить роскошными апартаментами и побитым внешним видом. Именно так женщины и становятся предметом рабской торговли, а я не собираюсь пополнять статистику.
— Ты сказала про наличку, — бормочет он, открывая обычный ящик. Но это не простой выдвижной ящик. Нет, здесь он хранит пачки зеленых банкнот. Тут их, должно быть, тысячи.
— Двадцатки и полтинники тебя устроят? — спрашивает он и вытаскивает деньги. Пока он в глубокой задумчивости пересчитывает деньги, я замечаю, что его губа кровоточит.
— Да, но у тебя… эм… — Указывая, я пытаюсь привлечь его внимание к тому, что по его подбородку стекает кровь. — Ты… хммм… — Он не смотрит в мою сторону, так что не остается другого выбора. Я обхожу стойку из белого мрамора, беру бумажное полотенце и нежно прикладываю к его подбородку.
Что совсем для меня непривычно.
Мои границы четко определены. Я не прикасаюсь к незнакомцам, никогда. То есть, только если меня не вынуждают надрать им задницы. И даже тогда это не по собственному выбору. Но вот она я, прикасаюсь к этому парню, незнакомцу, в чьей квартире нахожусь посреди глубокой ночи.
Его глаза вздрагивают и темный напряженный взгляд встречается с моим, так что я вынуждена пуститься в объяснения.
— Ты собирался залить кровью всю мою наличку.
Пронзительный взор немного ослабевает. Кажется, его границы так же четко очерчены, как и мои, и я переступила их. Я его понимаю.
— Спасибо, — бормочет он и аккуратно забирает у меня из рук бумажное полотенце. Проводит им по поврежденным губам и бросает окровавленную салфетку в мусорное ведро. Его внимание снова привлекают банкноты на стойке, и он протягивает деньги.
Глядя на него, я испытываю странное неприятное чувство, очень похожее на стыд. Как будто в этой сделке есть что-то нечестное. Но это не так.
Отбросим романтическую чепуху — я не благотворительная организация. И не могу позволить себе быть великодушной. Спишем этот внезапный приступ гордости на позднюю ночь и странную атмосферу, потому что горькая правда заключается в том, что мне нужны деньги, а чувство собственного достоинства не заплатит за ипотеку в новом доме на две семьи, что я купила. Или за разрешения на строительство. Или за материалы для ремонта.
— Приятно иметь с тобой дело, — говорю я, сгребая купюры и запихивая их в сумку. Внезапно чувствую непреодолимое желание уйти. Не то чтобы я не права. Я пропустила три парома, чтобы отвезти этого парня домой. Нужно как можно быстрее покинуть место преступления.
Пока направляюсь к входной двери, меня преследуют легкие шаги. Потянув за дверную ручку, я обнаруживаю, что она заперта. Пробую снова — результат тот же. Пульс учащается, дыхание становится поверхностным, что вполне может перерасти в полномасштабную паническую атаку.
— Эй, погоди, подожди минуту. Позволь мне… — Аккуратно подвинув меня в сторону, он набирает код и дверь открывается. Чертова дверь с кодом.
Как только выхожу в коридор, всплеск адреналина медленно угасает. Чувство неловкости, однако, не пропадает; лицо раскраснелось, кожа влажная.
Взгляд его неповрежденного глаза блуждает по мне.
— Спасибо за спасение моей жизни, Имельда Маркус. Было приятно с тобой познакомиться.
Мы смотрим друг на друга, наверное, секунду или две, но кажется, что прошла вечность. Знаете, такие моменты, в которые тебе неприятно, но в тоже время в этом нет никакого смысла.
— Да, мне тоже. — Я начинаю пятиться к лифту. И тут до меня доходит…