Выбрать главу

– Знаете, корни лиственниц помогают сохранить лед в почве, – рассказал Дейв, на ходу похлопав рукой по стволу одной из них. – Эти деревья – потомки последнего ледникового периода.

– Правда? – отозвался я.

– Ему бы в викторинах участвовать, – заметила Юлия.

– Эй, не делай вид, будто бегаешь чисто для здоровья. Ты боготворишь это место не меньше любого из нас, – поддел Дейв.

– Это верно, – сказала Юлия. – Но я предпочитаю не болтать об этом.

– Кстати, о викторинах: вы знали, что Батагайку называют вратами в ад? Наверно, это пошло с тех пор, как местные вырубили большую часть деревьев. А именно растительность, друг мой, не дает здешней земле оттаять. Этот кусок подземного мира ширится с каждым годом.

Добравшись до края кратера, я представил, как земля осыпается под моими ногами. На самом же деле она медленно оседала, размываемая наводнениями и ручьями, образовавшимися от таяния вечной мерзлоты. Подойдя к краю, я увидел мрачный Большой Каньон, раскинувшийся под неизменно серым сибирским небом. Исследователи соорудили тут вход: зигзагообразный грунтовый пандус, открывавший красочную палитру времен – жженую сиену и необработанную умбру из коробки с карандашами. Дейв и его команда отделились от остальных и направились к той части кратера, которую они именовали «овраг», – в ней собирали извлеченные из ручья образцы. Внутри кратера находилась еще одна пещера, древняя, оттаявшая в прошлом году. Юлия отвела меня туда и указала на яму размером с Мини Купер.

– Мы и не знали, что она здесь, пока Клара в нее не провалилась. Должно быть, ее прикрывал тонкий слой почвы и льда. После мы расширили отверстие, чтобы легче было пробираться внутрь, установили леса и опоры, чтобы потолок не обрушился. Но, конечно, почва все равно постепенно оттаивает.

Юлия стала медленно спускаться по прислоненной к земляной стене пещеры металлической лестнице, свет от ее налобного фонаря покачивался в темноте. Я пошел за ней, с каждой ступенькой опускаясь все ниже во тьму, на лоб мне капал таявший снег. Чтобы не чувствовать вони тухлых яиц – оттаявшая земля высвободила газы, микробов и древний навоз, – я уткнулся носом в рукав пальто.

– Возьмите, – как только я ступил на каменный пол, Юлия протянула мне бандану – замотать нос и рот. – Пока мы не расширили отверстие, тут воняло еще хуже. Но вонь – это наука. Часть этих газов производят бактерии, приспособившиеся к вечной мерзлоте. Некоторые даже выделяют свой собственный антифриз.

Юлия включила гирлянду фонарей, подвешенную по периметру пещеры – убежища, дома, могилы. Если не считать сталактитов и сталагмитов, торчавших из пола и потолка подобно схеме звуковой волны, очертания провала были довольно гладкими. Когда-то над этими стенами простиралось небо. Я представил себе, как Энни сидит у входа в пещеру вместе с родней и жарит на костре свежую добычу. Интересно, они ели молча или рассказывали друг другу истории? Может быть, Энни пела? И другие тоже? А может, от стен пещеры эхом отражались звуки поминальной службы?

– Вот здесь мы нашли Клару, – Юлия указала на камень, выпачканный чем-то темным, похоже, кровью. – Когда мы до нее добрались, было уже поздно.

Опустившись на колени, я провел пальцами по темным капиллярам камня.

Хотелось спросить, говорила ли Клара что-нибудь о своей семье, но я знал, что, скорее всего, истекая кровью и понимая, что сознание ее постепенно меркнет, она изучала место своей гибели и вдыхала воздух эпохи плейстоцена. Бо́льшую часть пещеры занимали остатки каменного круга, в центре которого размещался мегалит размером с дверь. На камне красовался тот же узор, что был вытатуирован на теле Энни. Земля вокруг колонны, ставшая местом упокоения множества древних людей, была усеяна точками и завитками, больше всего напоминавшими код или надпись на некоем языке, которого не должно было существовать в природе.

– Как будто лазером выжгли, – заметил я, обводя пальцем четкие края рисунков. – Никаких признаков, что тут орудовали долотом. Часть линий очень точно сделана.

– Похоже на клинопись, но не совсем. Мы отправили фотографии профессору лингвистической палеонтологии из Оксфорда. Он говорит, надписи никак не могут относиться к тому периоду. Некоторые значки здесь напоминают формулы высшей математики.