Я, конечно, не лез в его голову, но и поверхностного анализа хватало для того, чтобы предположить две вещи. Он или действительно дурачок, или настолько сильный маг-контроля, что, возможно, превосходит даже меня. Но в последнее просто-таки не верилось.
Причём за всем этим радостным бормотанием я чувствовал его неприязнь ко мне. Но это была какая-то не такая неприязнь, не глубокая и не искренняя. Совсем не та, что я ощущал при разговоре с князем Астаховым. Это, скорее, была привнесённая неприязнь. Как если компания болеет за одну команду, а в эту компанию приходит новичок, и он тоже начинает болеть за эту команду против какой-то другой, только не совсем понимает почему.
Чёрт! С каким удовольствием я бы сейчас приволок его в Савино и вломился в его голову, чтобы точно снять все вопросы. Но никто мне этого сделать не даст, поэтому надо использовать другой метод.
— Слушайте, Матвей Григорьевич, а на ваши караваны случайно в последнее время никто не нападал?
— На караваны? — остановившись, удивлённо посмотрел на меня князь.
— Да вот где-то месяц с небольшим назад мой караван, ехавший из Нижнего Новгорода в Савино, кто-то угнал в дикие земли.
— Какой кошмар! — всплеснул руками Толстой. — Почему я об этом ничего не знаю? Что, прям посреди белого дня на территории Нижегородской империи?
Нет, точно дурачок. Ну невозможно так сыграть удивление — он реально не в курсе того, о чём я говорю.
— Да там в караване на самом деле всего три машины было, да и водители дураки, по самой окраине ехали, — махнул рукой я. — Просто вы начали говорить про торговлю, вот я и вспомнил.
— Вы даже не думайте об этом, Дмитрий Николаевич! — Князь гордо вскинул подбородок. — Мои караваны точно никто не тронет! Более надёжного партнёра, чем я, вы в империи не найдёте!
Толстой, видимо, стал считать, что взял надо мной протекцию, и даже положил руку мне на плечо. Да, не буду скрывать, мне захотелось её скинуть, но даже не потому, что он позволил себе лишнего, просто у меня возникло ощущение, будто на меня запрыгнула огромная бородавчатая жаба.
Я уже открыл было рот, чтобы выдать причину, по которой вынужден удалиться, но вдруг увидел проходящего в десяти метрах от нас толстого, почти лысого мужчину лет пятидесяти — князя Шуйского.
— О, Матвей Григорьевич! — Я посмотрел на Толстого. — А вы не могли бы сделать мне одолжение и познакомить с Владимиром Аркадьевичем? Вон он как раз идёт. Давным-давно мечтаю узнать этого человека поближе.
— С Владимиром Аркадьевичем? — Князь осмотрелся и тоже увидел мою цель. — С удовольствием! Володь!
Даже с такого расстояния я видел, как Шуйский вздрогнул, и вот его эмоциональный фон однозначно указывал на абсолютную ненависть ко мне и глубочайший страх.
— Да, Матвей? — Шуйский сделал вид, что только что нас заметил.
— Володь! Иди к нам! Дмитрий Николаевич очень хочет с тобой познакомиться.
— Так я тоже давно этого хочу! — Шуйский повернулся к нам и сделал первый неуверенный шаг. Складывалось впечатление, что он видит перед собой не двух князей, а приготовленный к казни эшафот. — Только сразу хочу извиниться, я не могу уделить вам много времени, меня там ждут.
— Да я всего лишь на несколько минут, — развёл руками я, шагая навстречу очень любопытной персоне. — Мне скоро уезжать, а мы с вами так и не поговорили.
— Уезжаете, какая жалость. — На толстой шее Шуйского выступил пот. — Очень приятно познакомиться, Дмитрий Николаевич. То, что сегодня показал нам Олег Сергеевич, просто восхитительно! Я уже давно хотел заехать к вам в гости, но вы сами знаете, что со мной произошло во время войны с Пермской империей. Никак не могу восстановиться до конца.
— Да, понимаю, — кивнул я, замечая, как к нам устремился Рысев. — Но ведь это не ваша вина. Пермяки просто вас загипнотизировали.
— Да, но, если вы позволите, я не хотел бы об этом вспоминать.
— О, Владимир Аркадьевич! — вмешался в разговор Михаил Ильич. — Ярослав Евгеньевич просил меня найти вас. У него какое-то срочное дело. И вас, Матвей Григорьевич, он тоже хотел видеть.
— Уже бегу! — Шуйский «виновато» пожал плечами. — Простите, Дмитрий Николаевич, если мы больше не встретимся сегодня, то знайте, мои двери всегда открыты для вас.
— Да, извините, Дмитрий Николаевич, — кивнул мне и Толстой, после чего вся троица быстро зашагала через поляну.
Я, немного обескураженный быстрой развязкой, смотрел им вслед, а жучки подсказывали, что на меня в этот момент обращено достаточно много взоров. Я быстро просканировал самых угрюмых наблюдателей и понял, что схожую неприязнь ко мне испытывают ещё как минимум Костров и Пушкин. Хотя нет, у Шуйского она всё-таки была сильнее.