— Что было дальше, — отозвалась я, чувствуя себя почти счастливой.
Через тридцать минут после нескучного секса в машине Зина уже стояла в гостиной загородного дома.
Алена сидела на диване и чего-то ждала. Ждала и тетя Тася. Ждали дети — Петя и Настя, сидевшие на верхней ступеньке лестницы.
Наконец вошел охранник, подал Алене паспорт:
— Все в порядке, Елена Викторовна. Алена кивнула и посмотрела на Зину:
— Возьмите паспорт, Зина. Надеюсь, вы понимаете, что мы должны были все проверить…
— Да. Я понимаю, — бесстрастно отозвалась Зина.
Насколько я понимаю, она такой и была — ровной, бесстрастной, как все медсестры, привыкшие делать уколы и ставить клизмы.
— Мы берем вас вынужденно, — продолжала Алена, — на испытательный срок. Таисия Николаевна за вас поручилась…
Могу себе представить, что почувствовала тетя Тася при этих словах.
— Но если что-то будет не так… — заметила Алена.
— Я понимаю, Елена Викторовна… — отозвалась Зина.
Дальше Феликс со слов Зины рассказал, как тетя Тася, с трудом сдерживая слезы, обняла Алену, что-то прошептала невнятно (наверное, «прости») и, подхватив чемодан, ушла, не оглядываясь. Но в своем пересказе Феликс был скуп, эти подробности мало интересовали его. Для него главным было то, что Зину приняли на работу в дом Вадима и Алены.
Так Зина стала моими глазами и ушами… другое дело, что все, что видела и слышала Зина, сначала узнавал Феликс, а уже потом я… Это было похоже на испорченный телефон… Но приходилось мириться с этим. Мы с Зиной не были знакомы, и я не рвалась увидеть ее.
Я снова была обречена на ожидание — до первого выходного Зины, когда, встретившись с Феликсом, она расскажет ему о том, что происходит в доме Алены… Прежде, чем начать разговор, Феликс, конечно, займется с ней любовью. Но об этом обстоятельстве я старалась не думать. Или, точнее, думала об этом как о чем-то неизбежном, как о расплате за информацию.
Мне было тяжело без Феликса. Я скучала по нему. Поэтому когда однажды ночью в свете белесых фонарей я обнаружила на подоконнике рукопись Феликса, я обрадовалась. Словно это был он сам. Я могла поговорить с ним. Взяв рукопись, я прижала к груди холодные листы, потом понюхала их. Мне казалось, бумага сохранила тепло его рук, запах туалетной воды. Я улеглась на свой матрас, предвкушая бессонную ночь вдвоем с Феликсом.
Он писал простыми отрывистыми фразами, словно стеснялся своих чувств и слов. Главным действующим лицом его романа был, как я с первых строк догадалась, сам Феликс. Разумеется, он никогда не сидел в тюрьме — догадка, осенившая меня в вечер нашего знакомства, оказалась не более, чем следствием моей убогой фантазии. Феликс был тем, что называют имиджмейкер: он придумывал стили и образы для своих клиентов, кроил по собственному лекалу депутатов и будущих политиков, сочинял предвыборные программы. У него была фирма на паях с партнершей. Судя по книге Феликса, фирма процветала, но однажды все рухнуло — по вине его партнерши, Феликс остался один и ни с чем…
Я сама не заметила, как заснула, уронив голову на рукопись. Проснулась я от легкого щелчка замка. В квартиру вошел Феликс. Некоторое время он удивленно и молча смотрел на меня, потом спросил:
— Ты читаешь мою рукопись?
— Да… Она лежала на подоконнике и…
— И ты заснула, читая… — заметил он. — Так скучно?..
Я невольно промолчала, подыскивая слова. Мне было страшно обидеть его. Но и врать ему я тоже боялась — он был слишком умен и проницателен.
— Ну-ну!.. — улыбнулся мне Феликс. — Не стесняйся.
Я тронула рукой листы и решилась:
— Понимаете… Этот ваш герой… По-моему, с ним что-то не так…
— Да?.. Что же с ним не так— Ну… Он занимался предвыборной кампанией какого-то депутата…
— Это называется пиар, — объяснил Феликс.
— …И вдруг обнаружил, что его партнерша спелась с этим депутатом и поливает грязью его соперника…
— За отдельную плату… Да… — кивнул Феликс. — Это уже называется грязный пиар.
— И что же герой — ничего об этом не знал?
— Не знал.
— Но он ведь работал с ними! Как же он мог не знать о том, что происходит рядом?!
— Не знал, и все, — отозвался Феликс, слегка помрачнев.
Я понимала, что рискую вызвать гнев Феликса, но уже не могла не сказать ему о своей догадке:
— Быть такого не может. Скорее всего, он все знал. И даже сам этим занимался… А потом просто обнаружил, что партнерша изменяет ему с этим самым депутатом… Скорее всего, он был в нее влюблен… И только поэтому решил разоблачить их… Ну, из мести, что ли…
Феликс, прищурившись, смотрел на меня и молчал. Умолкла и я… Было ясно, что я попала в точку, и это доставило мне удовольствие… Сколько раз мне хотелось ударить Феликса за то, что он причинял мне боль с таким видом, словно не догадывался об этом: все эти разговоры про Зину, подробности их встреч, деловитая холодность по отношению ко мне… Ведь он не мог не знать о том, что нравится мне, не мог не чувствовать, как меня тянет к нему… Теперь такая возможность появилась у меня — смотреть на него невинными непонимающими глазами и убивать словами:
— Что?.. Я сказала что-то не то?.. Феликс молчал.
— Это все про вас? — спросила я.
— Что — про меня?
— Вы были влюблены в вашу партнершу, а она бросила вас…
— Чушь! — перебил Феликс и сел на подоконник, отвернувшись от меня.
Я не отрываясь, смотрела на его спину… Да, я ударила его, я причинила ему настоящую боль, и теперь больше всего на свете мне хотелось обнять его.
— Уж не знаю, каких там книг ты начиталась — в своей заштатной библиотеке… — глухо проговорил Феликс, не глядя на меня. — Но эта тебе явно не по зубам!..
Все, что произошло дальше, не зависело от меня. Это был порыв, взрывная волна. Я поднялась, скинула с себя рубаху. Я стояла перед Феликсом обнаженной.
— Феликс… — решительно сказала я. Он повернулся ко мне и замер.
Я внимательно смотрела на него и ждала. Я знала, что красива. И я любила его. Ему достаточно было лишь шевельнуться…
Но Феликс не шевельнулся, он только сказал:
— Опаньки…
И меня охватило отчаяние. Я стояла перед ним, бессильно опустив руки. Я уже не была уверена в том, что красива, в том, что люблю его.
— Оденься. Продует, — посоветовал Феликс. Вздрогнув, я запахнула рубаху на груди. Феликс подошел ко мне и, снисходительно улыбнувшись, скрестил руки на груди:
— Ты зачем сюда приехала? — спросил он. — А? Научиться эффектно обнажаться?..
Не выдержав, я отвернулась. Села на матрас. Я сидела, сжав губы, не глядя на Феликса.
— Не стоит, Полина… Таких умелиц здесь полон город… Этим в Москве никого не удивишь… Особенно твоего Вадима…
Передо мною снова стоял учитель, каждое слово которого было на вес золота. А я — я снова стала ученицей, чувства которой не имеют значения, главное — умение усваивать материал.
— А чем?.. — спросила я помимо своей воли. — Чем его удивишь?..
— Будь собой… Собой.
Я вопросительно исподлобья посмотрела на него.
— Вот такой, какая ты есть… Неумелой… Неправильной… Робкой… Не гони коней… Оставь это мужчине… Дай ему покровительствовать тебе… Учить… Он должен знать, что открывает тебе глаза на жизнь, что он всегда сильнее тебя и знает больше тебя, что без него ты пропадешь… Вот тогда он твой… И никогда!., запомни: никогда не говори мужчине, что влюбилась, как только что сказала мне!.. Поняла?
Я кивнула в знак согласия и, помолчав, добавила:
— Пожалуйста, извините меня…
— Ничего!.. — великодушно отозвался Феликс. — Зато теперь — после всего, что было, — мы вполне можем перейти на «ты»… Как ты считаешь?
— Да.
Лучше бы он ударил меня…
Я слышала, как захлопнулась дверь. Сжала пальцами виски… В этот момент все определилось, встало на свои места. Феликс никогда не будет моим мужчиной. Но он — мой учитель, мой партнер по бизнесу (пусть это звучит цинично, пусть!). Зато я не одна в этом мире, и это — благо.