Флоренция лежит на поверхности, но глубоко под ней угадывается Рим. Колонны причудливых форм и размеров в крипте Сан Миньято в тусклом свете похожи на окаменевший лес. Баптистерий, по легенде, некогда был храмом Марса, бога войны, которому поклонялись ветераны Цезаря и который считался покровителем города. Согласно более современной теории, Марцокко (геральдический лев, символ Флоренции) — это на самом деле Мартокус, поврежденная конная статуя Марса, которую из суеверия оставили охранять Понте Веккьо; в 1333 году ее смыло наводнением. Эта статуя сыграла видную роль в истории Флоренции. В 1215 году, на Пасху; у северного конца Понте Веккьо, у подножия статуи, члены семейства Амидеи убили юного Буондельмонте деи Буондельмонти, ехавшего верхом на белоснежном коне, в свадебном убранстве, с венком на голове, за то, что тот нарушил обещание жениться на девушке из их семейства. Этот инцидент положил начало непрерывной войне между гвельфами и гибеллинами, которая тянулась полтора столетия и едва не уничтожила город. В 1300 году, когда, после небольшой перестройки моста, обезглавленную и изрядно попорченную статую бога вернули на прежнее место, ее поставили лицом к северу, а не к востоку; как раньше; это сочли зловещим предзнаменованием для Флоренции и, действительно, в том же году начались распри между Черными и Белыми. Данте, представитель Белых гвельфов, вынужденный из-за этих распрей покинуть родные места, считал злого бога войны, который к тому времени уступил место покровителя города Иоанну Крестителю, вдохновителем постоянного раскола Флоренции. Задолго до этих событий, если верить легендам, статую вынесли из храма, где она находилась раньше, и спрятали в башне близ Арно; когда Тотила разрушил город, статуя упала в реку. Если бы ее не нашли и не установили на Понте Веккьо, восстановить Флоренцию было бы невозможно. Наводнение 1333 года, смывшее все мосты, а вместе с ними и статую, напоминало конец света. Как пишет очевидец события, хроникер Виллани[25], оно началось с бури, продолжавшейся девяносто шесть часов. Непрерывно сверкали молнии, гремел гром, вода низвергалась на землю потоками; молившие о помощи мужчины и женщины перебирались с крыши на крышу; цепляясь за доски; падала черепица, рушились башни, ломались стены; красные колонны церкви Сан Джованни наполовину скрылись под водой. Колокола церквей и монастырей звонили днем и ночью, чтобы изгнать духа бури. Прошло не так много времени после этого чудовищного наводнения и потери статуи-покровительницы, и на Флоренцию обрушилась новая беда: в 1339 году банкротство Эдуарда III Английского привело к краху двух флорентийских банкирских домов, Барди и Перуцци, которые финансировали войны английского короля на континенте; с этого началось ослабление Флоренции как мирового банковского центра.
В качестве portafortuna (талисмана) города на смену богу войны пришел геральдический лев. В отличие от венецианского льва святого Марка, флорентийский Марцокко не имел никакого отношения к церкви; это животное преследовало чисто политические цели, и вид его, даже на каменном барельефе Донателло, был неприятен. Религиозным символом Флоренции была лилия, и некоторые писатели, не верившие в историю с Мартокусом — поврежденной конной статуей воинственного божества — считали, что Марцокко связан с другим суеверием: в Средние века синьоры частенько держали львов в донжонах городских дворцов и внимательно наблюдали за их поведением в периоды политических кризисов, так как полагали, что по нему можно угадать, какая судьба ожидает государство. Древнее искусство предсказаний процветало в этих краях задолго до Цезаря или Катилины. Известные своим мастерством этрусские жрецы ворожили на горных вершинах Фьезоле, вглядываясь в небеса и в грозовые тучи в поисках предзнаменований, точно так же как позднее Галилей, осужденный церковью, но пользовавшийся покровительством Козимо II Медичи, наблюдал за небесными телами с холмов Беллосгуардо и Арчетри. В этом городе у реки, окруженном естественными обсерваториями, наряду с древними верованиями, процветали всевозможные учения и прорицатели. На площади Сан Фиренце, недалеко от дворца Барджелло, стоял храм Изиды, египетской богини вод и рек, чей культ принесли сюда римские ветераны; во Фьезоле существовала коллегия жрецов из мирян, поклонявшихся Великой Матери — явное заимствование с Востока. Изида оплакивала Озириса, Великая Мать оплакивала Аттиса, оскопившего себя под сосной — эти пришедшие издалека мрачные культы нашли здесь, в Тоскане, своих приверженцев и были очищены от элементов безнравственности, столь характерных для других уголков Империи; по словам историка Дэвидсона, они предвосхитили особую преданность флорентийцев Святой Деве. Культ скорбящей Матери был, разумеется, связан с календарем, с временами года. До середины восемнадцатого века флорентийцы отсчитывали начало года ab incarnazione, т. е. от зачатия или вочеловечивания Христа, а это означало, что новый год начинался у них за девять месяцев до Рождества, двадцать пятого марта. Это день Благовещения — один из наиболее популярных сюжетов тосканской живописи. Ангел нового года, с лилией в руке, возвещающей о том, что лоно крестьянской девушки отныне несет Святое Семя, — это, безусловно, весна. По старому римскому календарю новый год начинался с весеннего равноденствия — с двадцать первого марта.
25
Джованни