Но рассмотреть эту картину в деталях может только привратник из Боболи, целыми днями спокойно восседающий на стуле у входа. Он укрылся в надежной гавани, и его словно не тревожит этот адский шум. Вой, рев, вскрики клаксонов; скрежет переключаемых передач; визг тормозов; стрекотанье и выхлопы мотоциклов; скрип шин. В этом механическом Вавилоне, шум которого усиливается эхом, отражающимся от грубых камней дворцов, невозможно различить голоса людей, даже голоса, звучащие по радио. Если долина Арно — это естественная духовка, то дворцы — это естественные усилители. Шум вездесущ, он не прекращается ни днем, ни ночью. Где-то далеко, в пригородах, в четыре утра рев мотора «веспы» сливается с криком петухов; в городе рабочий, заводящий мотороллер, чтобы отправиться на раннюю смену, поднимает на ноги всю улицу.
Все жалуются на шути; при открытых окнах спать невозможно. В утренних газетах пишут о протестах владельцев гостиниц, которые утверждают, что их заведения пустуют; иностранцы уезжают из города; надо что-то предпринять; надо принять какой-то закон. А в самих гостиницах происходит постоянная тасовка номеров. Номер тринадцать переезжает в двадцать второй, двадцать второй — в тридцать третий, а тридцать третий — в тринадцатый или во Фьезоле. На самом деле, во всех номерах шумно и жарко, даже если в них предусмотрен электровентилятор. Администраторам это прекрасно известно, но что они могут сделать? Чтобы удовлетворить клиентов, они с услужливой готовностью соглашаются на бессмысленную смену’ номеров. Если клиенту кажется, что в друтом крыле отеля будет прохладнее или тише, к чему разрушать его иллюзии? По правде говоря, с этим ничего нельзя поделать, разве что уехать из Флоренции — до самой осени, когда можно будет закрывать окна. Уже существует закон, запрещающий подачу звуковых сигналов в черте города, но в таком городе, как Флоренция, немыслимо передвигаться по улицам, не разгоняя пешеходов с помощью клаксона.
Что же касается «весп» и «ламбретт», которые в ранние утренние часы действительно представляются настоящим бедствием, то разве реально принять закон, обязывающий их моторы не шуметь? Читатели утренних газет пишут в редакции письма с разными предложениями; в Палаццо Веккьо проводится собрание, где одни предлагают выдавать водителям, не создающим шума, почетные нагрудные знаки, другие — применить санкции к производителям, организовать специальные ночные отряды полиции, оснащенные радиопередатчиками и наделенные правом арестовывать любого. кто шумит; издать постановление. вменяющее в обязанность оборудовать транспортное средство глушителем определенного типа, запрещающее перемещаться на мотоцикле с «чрезмерно высокой» скоростью и въезжать на нем в центр города. Последнее предложение вызывает всеобщее одобрение; только такая драконовская мера способна вселить надежду: Однако организация мотоциклистов сразу же вносит протест (в котором предложение характеризуется как «недемократное» и «дискриминационное»), и газета, возглавлявшая движение против шума, поспешно отступает, поскольку Флоренция — это демократическое общество, а мотоциклисты — это типичные представители popolo minuto, то есть маленьких людей: канцелярских работников, ремесленников, заводских рабочих. Было бы неправильно, признает газета, наказывать многочисленных законопослушных мотоциклистов за грехи немногочисленных «дикарей»; кроме того, несправедливо проявлять заботу только о центре города и о туристах: жители отдаленных районов тоже имеют право на спокойный сон. Снова выдвигается идея о полицейских патрулях, наделенных широкими полномочиями и свободой действий, хотя городской бюджет вряд ли выдержит дополнительное бремя. Создается впечатление, что газета не видит иного выхода из положения, кроме как призывать к gentilezza (благородству) господ мотоциклистов.