Это был не первый случай, когда чужеземцы угрожали республике, стоя у самых ее ворот. Еще при жизни предыдущего поколения французский король подошел к городу, но отступил, испугавшись слов Пьеро Каппони. После разграбления Прато в 1512 году пожизненно избранный гонфалоньер Пьер Содерини в ужасе бежал, и, воспользовавшись страхом, который внушали их испанские союзники, в город вошли Медичи. Задолго до этих событий, в июле 1082 года, Флоренцию, единственный итальянский город, сохранивший верность папе, осадили войска императора Священной Римской империи Генриха IV, воевавшего с его защитницей Матильдой Тосканской. Город спасся благодаря невыносимой жаре, которая вынудила императора снять осаду через десять дней. В 1312 году другой германский император, Генрих VII, встал со своими войсками лагерем неподалеку от монастыря Сан Сальви, к востоку от городских стен, но в замешательстве отступил; это место до сих пор называют Кампо де Арриги — «Лагерем Гарри». Однако на сей раз, с приходом испанцев и их мстительного союзника из рода Медичи, папы Климента, в самом деле настал Судный день. Он стал последним подвигом, долгожданной кульминацией флорентийской истории. Из пожертвованных горожанами золотых и серебряных украшений и домашней утвари, а также освященных церковных сосудов в последний раз отчеканили красивый золотой дукат и серебряные полдуката. Вместо привычного изображения Иоанна Крестителя на одной стороне золотой монеты был изображен Крест, а на другой красовалась надпись «Jesus Rex Noster et Deus Noster» («Иисус Царь Наш и Бог Наш»). Этими монетами расплачивались с солдатами.
Республика, сдавшаяся испанцам, которые захватили ее в интересах папы Климента, не была демократической, в современном смысле этого слова (рабочие, как представители низшего класса, были лишены права голоса, и до последних дней осады им не разрешали брать в руки оружие), а со времен Козимо Старшего ею фактически правили представители семьи Медичи, хотя при этом и сохранялись формы и институты свободного государства. Когда через год после окончания Осады папа назначил правителем Алессандро, которого все считали его незаконнорожденным сыном, и пожаловал ему невиданный титул Герцога Флорентийской республики, изменение показалось лишь внешним. Однако новое звание означало изменение в положении дел; избиратели, сделавшие все возможное и невозможное для зашиты своих свобод и заслужившие восхищение всего мира, теперь обнаружили, что это возможное и невозможное при циничном подведении итога не значит ровным счетом ничего; все — французский король, венецианцы, герцог Феррарский, Генрих VIII Английский — наблюдали за происходящим, но никто не протянул руку помощи. Народ, обладавший волей и проявлявший непостоянство, то терпя Медичи, то выгоняя их из города, разбивая их статуи и уничтожая их гербы, уже утратил независимость. Поступок Лоренцино, убившего тирана Алессандро через шесть лет после воцарения последнего, был напрасным; никто не знал, как воспользоваться неожиданно открывшимися возможностями для восстановления свободы города. Обычной после подобных событий перемены настроений не произошло. С точки зрения истории это был подвиг, для Республики — этап, но это нельзя назвать политической переменой. Очень убедительно об этом сказал Альфред де Мюссе в пьесе «Лорензаччо», где Лоренцино («-аччо» — это пренебрежительный суффикс) говорит: «Статуя, которая покинула бы свой пьедестал и пошла по площади среди людей, быть может, напомнила бы, кем я был в тот день, когда начал жить мыслью, что должен стать Брутом»{31}. После того как подвиг, достойный быть запечатленным в мраморе, был совершен, Козимо I, в ту пору скромный молодой человек, спокойно согласился занять место, освобожденное его дальним родственником. А затем сам начал изображать из себя абсолютного монарха, правителя общенационального государства вроде Франции, Англии или Испании, а после победы над Сиеной (одержать которую было вовсе не трудно) выклянчил у папы титул Великого герцога Тосканского. Флоренция перестала существовать как политическая единица.
Впрочем, победительная поза Козимо повлияла скорее на скульптуру, чем на реальную жизнь: на мировой сцене, занятой Франциском I, Генрихом VIII и Карлом V, ему выпала второстепенная роль; Козимо женился на дочери наместника Карла, и тот постоянно тянул из него деньги. Титул значил для него так много, что ради него он выдал папе протестантского реформатора Карнесекки, своего гостя, человека, с которым делил стол и кров, и того обезглавили и сожгли, невзирая на слабые протесты Козимо, на Кампо дель Фьори в Риме. К тому времени, когда Козимо пришел к власти, реальная власть над Тосканой и большей частью Итальянского полуострова перешла к иноземцам. Вплоть до объединения Италии в 1860 году управление Великим герцогством осуществлялось не согласно воле его народа, а согласно воле европейских правителей, а те, после смерти последнего из Медичи, передали ее Лотарингскому дому, то есть австрийцам.