В тосканском земледелии всему отводится не только собственная задача, но и собственное место; к саду, как объясняется в маленькой книжечке Эдит Уортон об итальянских парках[86], в Тоскане относятся как к дому на открытом воздухе, и этот «дом» делится на stanzone (большие комнаты), часто расположенные на разных уровнях: лимонная «комната», апельсиновая «комната», «комната» камелий и т. д. В этой ясности и определенности, столь характерных для Флоренции, чувствуются какие-то отголоски средневековой схоластики, что-то, напоминающее архитектуру дантовского ада, в котором для каждой группы грешников предназначен собственный ров и собственный круг; точно так же цыплят во Флоренции продают на птичьем рынке (poliamolo), мясо — на мясном (macellaio), овощи — у зеленщиков (ortolano), молоко — у молочников (lattaio), сыр — в сырных лавках (pizzicheria), а хлеб — в пекарне (panificio). В большинстве итальянских городов давно рухнула система четкого разделения, а потому современным товарам вроде туалетной бумаги трудно найти для себя надлежащее место.
Впрочем, Флоренцию никак нельзя назвать отсталой, она просто чрезвычайно рациональна. Флорентийцы считают себя самыми культурными людьми в Италии, и остальные итальянцы разделяют эту точку зрения; точно так же тосканские крестьяне признаны наиболее умелыми и умными земледельцами в стране. «Questi primitivi!» (Простаки!) — с жалостью говорят тосканские бедняки о рабочих с юга и с островов Сицилия и Сардиния, и эта жалость вызвана не только неловкостью приезжих, но и тем, что эти несчастные, не выросшие под сенью «Davidde» (флорентийское ласкательное имя для «Давида» Микеланджело) и «cupolone» (купола Брунеллески), не способны понять «le cose dell’arte» — сущности искусства. Уровень грамотности в Тоскане выше, чем где бы то ни было в Италии, и застать любую, даже самую бедную флорентийскую служанку на кухне за чтением колонок криминальной хроники и новостей из мира искусства в утренней газете — дело совершенно обычное.
Речь идет о качестве, которое называют «fiorentinità», «флорентийность» (и Флоренция — единственный город в Италии, от названия которого естественным образом получилось существительное, обозначающее абстрактное качество), и под которым понимают вкус и тонкую работу; во Франции такое значение имеет слово «парижский». Мир знаком с этим качеством по обуви, зонтам, дамским сумочкам, ювелирным изделиям, изящному белью, которое включают в приданое, и по именам Феррагамо, Гуччи, Бучеллати, Эмилии Беллини. Модные магазинчики этих фирм на Виа Торнабуони и Виа делла Винья Нуова, их филиалы в Риме, Милане, Нью-Йорке воскрешают туманные воспоминания о старых банковских домах Перуцци, Барди, Пацци. Fiorentinità создается флорентийскими рабочими в грубых комбинезонах и маленькими фирмами, где старые девы, вроде сестер Матерасси и их могучей горничной Ниобы из романа Альдо Палаццески, колдуют над пяльцами, иголками и ножницами. Если синонимами fiorentinità являются культура и утонченность, это качество присуще и бедному люду с его манерой разговора, его образом мыслей, его всегда реалистичным видением, не допускающим неравенства. Язык флорентийцев изобилует ласкательно-уменьшительными словами; все в нем становится «маленьким», всему придается удивительный, одновременно принижающий и возвышающий оттенок. Старомодные вставные слова («Accidenti!», означающее что-то вроде «Черт меня побери!»; «Diamine!» или «Какого черта!»; «Per bacco!» или «Да что вы говорите!») придают флорентийскому разговору сельский колорит. Среди бедняков принято предварять любую просьбу выражением «Per cortesia» («Окажите любезность»). Послеобеденный сон обычно называют «pisolino» (слово с юмористическим оттенком, означающее «клевок носом»); напиток из горячей воды с лимоном — «canarino» («канарейка»). Под крестьянским взглядом природа приобретает человеческие качества; высокие кипарисы в окрестностях Флоренции принято называть «мужчинами», раскидистые — «женщинами».
86
Сборник эссе и очерков «Итальянские виллы и парки»