Зденек взял резинку и подчистил закорючку. Но из глаз у него выкатились две крупные капли и упали на бумагу.
* * *
- Los, Mensch! Надо управиться до обеда! - сказали Зденеку могильщики из команды Диего. Между собой они говорили по-испански, и Зденек их не понимал.
Тележку нагрузили с верхом, как обычно в последние дни. У могильщиков была своя система: половину "груза" они клали головой вперед, половину головой назад. Таким образом на тележку помещалось "пятнадцать штук". Грязная парусина, которую закрепляли сверху, не покрывала всех трупов, окоченевшие руки и ноги торчали во все стороны.
Антонио и Фелипе тянули впереди за оглобли. Диего, Фернандо и Пако толкали тележку сзади или подпирали ее плечом, когда дорога шла круто в гору. Дантист и Зденек тоже помогали по мере сил. Шествие замыкали двое конвойных с ружьями - турнфатер Ян и какой-то мордастый тиролец.
Они проехали усадьбу у леса, там сейчас не видно было ни души. В садике на веревке болталось детское белье, застиранное и залатанное.
- Тут кто-нибудь живет? - прошептал Зденек, шагавший рядом с Диего.
- Claro, hombre исп.)>, - проворчал тот. - А чему ты удивляешься?
- Тому, что оставили тут жителей, около самого лагеря. Ведь они все видят.
- Ну и что ж? Им это не мешает. Мы дважды в день ездим мимо них с нашим грузом. Иной раз хозяйка выглянет из окна, в хорошую погоду играют дети, их четверо, все белокурые и сопливые.
- Что они о нас думают? Одобряют вот это? - Зденек кивнул головой в сторону лагеря.
Диего не ответил. Зденеку показалось, что он утвердительно кивнул своей угловатой головой. И тогда Зденек прошептал ему в самое ухо:
- Ты бы, значит, их всех...
- Не неси вздор, чех! Возьмись лучше за веревку и придерживай тележку. Видишь ведь, что мы едем под гору.
Все, упираясь ногами в землю, вцепились в тяжелую тележку и притормаживали ее. Запыхавшиеся испанцы переговаривались и, вспомнив, видимо, какой-то веселый случай, громко хохотали.
- А сами-то мы хороши? - продолжал Диего. - Ребята сейчас вспоминают, как однажды в гололедицу эта подлая тележка вырвалась у нас из рук. Бац, и Фелипе швырнуло вон в те кусты. Умора! Погляди, он еще и сейчас ходит весь исцарапанный. Лежал тогда в самом низу, под трупами, все они свалились на него, его и не видно было...
Зденек не засмеялся.
- К чему ты рассказываешь мне такие отвратительные вещи? Мы же говорили о немцах...
- А ну тебя, ничего ты не понимаешь!
С минуту Зденек сдерживался, потом вскипел:
- По-твоему, люди все равно что звери. И немцы, и мы, и... значит, и Шими-бачи тоже! Всех ты ставишь на одну доску.
Диего медленно и печально покачал головой.
- Ничего подобного я не говорил. В большинстве люди - это люди; в том числе и немцы. Но надо суметь более стойко переносить нынешние ужасы. Некоторым это пришлось не по силам. А теперь, уж вправду, хватит об этом!
* * *
При слове "кладбище" вооображению представляется каменная ограда, кресты, могильные плиты. Здесь не было ничего подобного. Небольшую просеку в дубовом лесу пересекал ров, большая часть которого была закидана землей. Впереди, где еще зияла яма, лежали вчерашние трупы, слегка посыпанные известью и снегом. Двое испанцев молча взяли лопаты, спрыгнули в ров и стали забрасывать трупы землей. Двое работали наверху кирками, помогая нижним. Ров понемногу удлинялся, рядом с закапываемыми покойниками возникало место для нового "груза". Его зароют завтра.
Тиролец закурил сигарету и остался стоять на краю ямы, возле бочки с известью. Турнфатер Ян кивнул остальным, чтобы шли с ним искать мертвого врача.
Они вышли с просеки, опушка леса была уже близко. Лес поредел, каменистый склон круто спускался к реке Лех. Воды в ней в это время года было мало, и река, подобно горному ручейку, извивалась между валунов. Только обрывистые берега свидетельствовали о том, что к весне река опять станет бурной и полноводной.
Река и чистый воздух на минуту одурманили Зденека. Он старался забыть о яме посреди просеки, о запахе хлорной извести... Потом он посмотрел в том направлении, куда показал Ян. Вот он, Шими. Какой маленький!.. Лежит головой к реке, пальто задралось, руки словно протянуты к холодной воде.
- Ну да, - проворчал конвойный. - Точно так, как сказал герр обершарфюрер. Кинулся к реке, хотел удрать, получил пулю между лопаток.
Диего стал на колени около мертвого и очень бережно перевернул его на спину.
- Да ведь рана у него на груди!
Он указал пальцем на кровавое пятно и в упор посмотрел на немца.
- Не болтай, если не понимаешь! - И конвойный толкнул винтовкой дантиста. - За дело! А ты, писарь, запишешь, как я сказал.
* * *
Когда Зденек вернулся в контору, Эрих сидел за столом и размешивал ложкой похлебку. На печурке стояла вторая миска.
- Эй, Бронек, чех пришел. Подай ему обед.
Зденек сел на скамейку и устало покачал головой.
- Я не буду есть.
- Ну и глупо, - сказал писарь.
Бронек принес миску, ложку и ломоть хлеба.
- Выйди, - сказал ему Эрих, сверкнув очками. - Мне надо вправить мозги этому олуху.
Бронек повиновался. В конторе остались писарь и Зденек. С минуту оба молчали. Зденек нетвердой рукой придвинул к себе картотеку живых, чтобы вынуть карточку доктора Шимона Гута и переложить ее в другой ящик.
- Оставь-ка пока это! - сказал Эрих, вынул из кармана три листка и с многозначительным видом положил их на стол. - Все по порядку. Сперва займемся вот этими карточками.
Зденек тотчас узнал их и протянул руку.
- Дайте сюда. Это вас не касается.
- В таком тоне ты со мной не разговаривай, раз навсегда предупреждаю! - писарь положил свою тяжелую ручищу на листки, чтобы Зденек не мог их взять.
- Это мое личное письмо, Эрих. Оно адресовано девушке, если хотите знать. Отдайте немедля!
- Отдать?
Писарь встал, приподнял кочергой раскаленную конфорку на печурке и бросил туда листки.
Зденек вскочил, оперся руками о стол, дрожа от гнева. Он не знал, кричать ему или просто повернуться и уйти, уйти из конторы, от этого гнусного коллаборанта и... Лучше смерть! Неужели стоит жить, когда жизнь сохранена такой ценой?