Однако простыми оскорблениями и пропагандистскими статьями самостийники не ограничились, и 1 мая 1942 года они опубликовали специальное воззвание- угрозу ко всем казакам, не желающим вступать в КНОД: «Казакам же, не вошедшим по каким-либо причинам в наше КНОД, и казакам, находящимся в службах чужих интересов, Правление Отдела в Протекторате Чехия и Моравия напоминает о том, что кто себя считает Казаком, тот должен работать только в казачьих организациях, на благо Казачества, ибо работая в чужих организациях; или прикрываясь казачьим плащом и работая под руководством чужих, теряют не только облик казачий, но и их работа не идет на пользу Родной Земли, а на пользу врагов ее»[89].
Еще одной стороной деятельности казаков-националистов в первые месяцы после нападения Германии на Советский Союз была пропаганда идеи независимой Казакии. Причем лидеры самостийников старались убедить в необходимости создания Казакии не столько своих соратников, сколько людей, от которых в будущем в той или иной степени могло зависеть, быть или не быть независимому казачьему государству Именно для того, чтобы иметь весомые документальные подтверждения ее существования, в самом начале 1942 года эмиссар казаков-националистов в Италии получил задание сфотографировать карту Казакии во Дворце Дожей в Венеции. «Желательно было бы сделать фотографию карты Казакии, — наставлял своего подчиненного В. Глазков, — как ее нанесли по сведениям древних путешественников и торговцев на стену одного из залов Дворца Дожей в Венеции… Наличие такой фотографии было бы хорошим средством для пропаганды существования Казакии уже в древнее время»[90].
Также с подачи В. Глазкова всем консулам стран союзников Германии в Праге были направлены специальные письменные послания, в которых разъяснялись плюсы существования Казакии именно для их государства. «Его Превосходительству, — говорилось в одном из таких посланий, — Господину Генеральному Консулу Королевства Венгерского в Праге. Правильное разрешение казачьей проблемы есть также и в интересах Венгрии, так как Казачество, занимая только в Европе 870 000 кв. км при 15 миллионах населения, при выгодном стратегическом положении его Земель может служить противовесом для Венгрии на случай возможных экспансий с Севера, одинаково угрожающих и казачьему народу. Просим принять уверения в совершенном почтении и глубокой преданности. Инженер Василий Глазков»[91].
Естественно, подобная активность не могла понравиться представителям законной казачьей власти. Однако в ответ умеренная казачья эмиграция не стала заниматься написанием и распространением обвинительных статей. Признавая, что «работа самостийников взволновала всех казаков и наделала много хлопот», они ограничились обращениями к своим станичникам, призывая к спокойствию и выдержке. «Прошу станичных атаманов, — обратился 2 июля 1941 года ко всем казакам, входящим в Общеказачье объединение в Германской империи, атаман Е.И. Балабин, — объявить всем казакам, чтобы спокойно ждали распоряжений от меня и не поддавались на агитацию неуравновешенных или заблуждающихся лиц. Надо спокойно выжидать события, которые должны разыграться в ближайшие МЕСЯЦЫ /июль, август, сентябрь/. И уповать на Бога, предавши и себя и Родину на волю Божию. Ибо мы щепки, забитые в заводь, подле бурно несущегося потока»[92]. «Некоторые группы казаков эмигрантов, — говорилось в обращении атамана Кубанской казачьей станицы в Праге полковника Шелеста ко всем казакам-кубанцам от 17 июля 1941 года, — представители ничтожного меньшинства из нас, до настоящего времени продолжают стремиться стать руководителями и спасителями казачества… Снова они объявляют о собрании всех казаков…
Категорически запрещаю членам станицы посещать без моего личного разрешения эти собрания, при этом нарушение настоящего моего приказания будет считаться нарушением дисциплины с соответствующими из сего выводами… По освобождении наших Казачьих Земель, в том числе и Кубани, в административной и хозяйственной жизни настанет полный хаос… Посему нам дорог каждый кубанец, который может в той или иной области жизни Края приложить свои руки… Мы же, казаки-кубанцы, считаем свою интеллигенцию „по пальцам“. Посему святая обязанность кубанской интеллигенции быть прежде всего на Кубани, где работа для нее будет в общероссийских интересах продуктивнее»[93].
Несмотря на то что в публичных выступлениях и обращениях лидеры умеренных казаков называли самостийников ничтожно малой группой неуравновешенных и заблуждающихся отщепенцев, в частной переписке они характеризовали их куда более уважительно. И связано это было с тем, что, по мнению некоторых атаманов, казаки-националисты были тесно связаны с гестапо и даже с СС. «Вообще это движение, — написал атаман Е.И. Балабин 12 июля 1941 года в письме генералу П.Н. Краснову, — гораздо серьезнее, чем кажется с первого взгляда. Надо хозяевам (немцам. — П.К.) взять какую-либо определенную линию. Ведь сейчас идет какое-то натравливание друг на друга. Ненависть и непримиримость между сепаратистами и казаками Российского направления настолько велика, что дело легко может дойти до убийства… Невольно напрашивается вывод, что мы им совсем не нужны, а нужны такие, как Глазков… Надо же прекратить это безобразие. Ведь они не мне приносят зло, а казакам и всему Русскому делу»[94]. Одновременно тот же Е.И. Балабин пытался выставить Василия Глазкова и как пособника большевиков, работающего на «жидовские деньги». «Эти самостийники, — сообщал он в своем письме начальнику Управления делами российской эмиграции в Германии В.В. Бискупскому, — обладают большими средствами и оплачивают приезд самостийников из провинции… Во главе движения стоит Глазков. Раньше для разложения эмиграции он получал деньги от Пилсудского из Польши, а теперь, вероятно, работает на жидовские деньги, так как женат на жидовке Латти, а может быть, и на большевистские»[95].
Наиболее остро конфликт между самостийниками и сторонниками «Единой и неделимой России» проявился в казачьих станицах Болгарии и в Праге.
12 июля 1941 года Василий Глазков сообщил представителю Центрального Правления КЛОД в Болгарии И.М. Евсикову о своем признании правительством Рейха в качестве руководителя КЛОД. По неизвестной причине Евсиков воспринял это известие как свидетельство того, что Германское руководство предоставило казакам-националистам возможность участвовать в борьбе против коммунистов, и в этот же день специальным распоряжением обязал все станицы, хутора, группы казаков и отдельных представителей казачьей эмиграции, проживающих в Болгарии, немедленно прислать ему «свои постановления или отдельные заявления, скрепленные собственноручными подписями, где должно быть ясно и определенно указано о готовности принять активное участие в общеказачьем национальном освободительном деле»[96]. До получения новых предписаний и назначений все казаки должны были оставаться на своих местах и «спокойно заниматься своим делом, но быть готовыми по первому же приказу явиться на указанное место». Все заботы о семьях казаков руководство КНОД обязалось взять на себя. Евсиков даже был готов простить казаков, которые состояли в организациях, выражавших «антигерманские настроения», соглашаясь считать их «введенными в заблуждение своими руководителями».