вздыхаю, а ведь она права, не отплатить за своё спасение – чёрная неблагодарность.
- Конечно, помогу, бабушка,- я пытаюсь в свой голос добавить нотки энтузиазма,
вероятно, не очень получилось, и старуха хмуро усмехнулась.
- Ну, так, пойдём, милок. Или на метле прокатимся?- предлагает она.
- Давайте пешком,- прошу я.
- Да как скажешь, пешком так пешком. Избушка моя недалеко, у края болота стоит.
Правда сыростью от топей тянет, вот и радикулит из-за этого разыгрался, но зато соседи
близко и не так скучно старушке.
Я вздрагиваю, представив, о каких соседях она говорит, но делать нечего, покорно
иду за шоркающей ногами Бабой-Ягой. Хочется себя ущипнуть, до сих пор не могу
поверить в реальность происходящих событий.
Вот она приостанавливается, с раздражением что-то смахивает с тропы метлой и
нечто визжащее отлетает в сторону, ломая кустарник, поспешно уносится прочь.
Лес раздвигается в стороны и в просветы между кронами деревьев заглянула
жёлтая Луна, поблизости ухнул филин, лягушки на болоте, как по команде смолкли.
- Вот мы и пришли, сейчас я тебя накормлю, напою и спать уложу, а завтра работу
сделаешь и можешь идти по своим делам,- по-хозяйски говорит она, ласково отводя рукой
ветку яблони, усыпанную множеством наливных яблочек.
На поляне стоит бревенчатая избушка, окружённая странным забором. Внезапно я
понимаю, из чего сделана ограда. Рот моментально заполняется тягучей слюной, от страха
подкашиваются ноги. Вместо кольев в землю вбиты человеческие кости, а кое-где на них
надеты черепа. Останавливаюсь не в силах сделать шаг, старуха с неудовольствием
оборачивается.
- Что застыл? Проходи во двор, только к тому сараю не подходи, живёт там медведь, но он
на цепи, так, что не бойся. Проходи же,- толкает меня вперёд.
Словно во сне захожу во двор, сердце сжимается от леденящего ужаса, я во
владениях Бабы-Яги.
- Захочешь воды, вон колодец, а я пока баньку истоплю,- она, постанывая, хромая на одну
ногу, уходит к хозяйственным постройкам. В загоне моментально загоготали гуси,
разбуженные её причитаниями и громкой вознёй.
Вода! Одна мысль о ней заставила сильнее биться сердце, бросаюсь к колодцу,
тащу за верёвку тяжёлое ведро и жадно пью, делая большие, судорожные глотки.
Живительная влага очищает разум, и тело наливается силой, даже страх утихает,
засев лишь маленьким холодным комочком где-то под сердцем. Оглядываюсь по
сторонам, вблизи навес, под ним натянуты верёвки и, мне поначалу показалось, там
вялится рыба, но оказались на них связки зелёных лягушек. Под другим навесом сушатся
мухоморы и пучки душистых трав. В сарае завозился медведь, гремит цепь, он
высовывает огромную морду, но на него зло прикрикивает старуха и зверь поспешно
убирается обратно. Не знаю почему, но мне стало жалко медведя, будет возможность, обязательно отпущу его на свободу.
- Тебя как звать, милок?- слышится голос Бабы-Яги.
- Кириллом,- слегка запнувшись, говорю я.
- Чудное имя,- шамкает она.- Верно, из дальних краёв?
- Из дальних, бабушка,- соглашаюсь я.
- Это хорошо,- почему-то радуется старуха.- А родители, где твои?
- За болотом,- неопределённо говорю я.
- Верно, ищут тебя уже,- она внезапно появляется за моей спиной, и я вздрагиваю от
неожиданности.
- Конечно, ищут и скоро найдут,- едва не вскричал я.
- Что ж, я гостям рада,- ухмыляется старуха, искоса бросив взгляд на ужасную изгородь.
Затем она уходит к бане и вскоре из неё повалил крепкий дым. Я бесцельно хожу по
двору, высматривая пути к отступлению. Не верю я этой старухе, не отпустит меня, взгляд
у неё злющий и хитрый, я уверен, задумала она мысль чёрную.
Как бы невзначай подхожу к калитке, мгновенно с ветки слетает филин,
проносится над головой и глухо ухает, моментально слышится насмешливый голос Бабы-
Яги.
- Ты куда-то собрался, Кирюша?
- С чего вы взяли, бабушка, просто хожу,- я нехотя отхожу от выхода, прищурив глаза, со
злостью смотрю на филина, который сел на ветку яблони и не сводит с меня немигающего
взгляда. Будет возможность, пёрышки ему выдёргиваю, мстительно думаю я. Филин
словно читает мои мысли, переваливается с лапы на лапу, скрипнул крючковатым
клювом, крепче обхватывает острыми когтями ветку. Да уж, справится с ним, будет
сложно, разве, что палкой навернуть. Интересно. Есть ещё охранники, или только филин?
Словно подтверждая мои опасения, в загоне громко гогочут гуси и, переваливаясь с боку
на бок, выходят из него огромные птицы, ну просто мутанты какие-то, размером с добрых
индюков, а то и больше. Они окружают меня, и я пячусь к бане, с удивлением и
растерянностью замечаю, что клювы у них тоже странные, усеянные острыми зубами, как
у крокодилов. От пары штук, конечно, можно отбиться, но со стаей вряд ли, уныло думаю
я, и вваливаюсь в предбанник.
Баба-Яга оборачивается ко мне, учтиво говорит:- Одежду сюда положи, её
обдериха постирает, а оденешь эту,- указывает она на белые холщёвые штаны и такую же
белую рубашку.- Да с банником будь поучтивее, он не любит когда кто-то моется после
двенадцати, но я уговорила его не свирепствовать, чёрную курицу задушила и, не
ощипывая, закапала под порогом бани,- гнусно улыбается старуха,- вот и кусок чёрного
хлеба положила и крупной солью засыпала. Надеюсь, не станет он тебя обжигать
кипятком и кидаться камнями в печи-каменке. Разве, что в стену будет стучать, но ты не
бойся, до смерти он запаривать тебя не будет.
- Банник, а кто это?- вздрагиваю я, но пытаюсь не подавать вида, что мне страшно.
- Не уж то никогда не встречался?- удивляется Баба-Яга.
- Так мы привыкли мыться в ванной, под душем,- невольно шмыгаю носом, так мне не по
себе.
- Банник – дух, живущий в бане, а обдериха – его жена. Если найдёшь с обдерихой общий
язык, одежду выстирает и дырки заштопает, волосы расчешет. А если всё же захотят
чинить против тебя зло, вот, возьми,- старуха протягивает железный прут,- они как огня
боятся железа.
- Спасибо, бабушка,- уныло говорю я. Никогда бы не мог подумать, что мытьё в бане
такой опасный процесс, лучше грязным ходить, чем одной рукой веничком себя
наяривать, а другой – железным прутом от нечисти обороняться.
- Пойду, ужин разогрею, тебе надо хорошо поесть, а то работать завтра будешь плохо, да и
не ровен час похудеешь,- хихикнула старуха, нижними зубами почесала верхнюю губу и, вздыхая и кряхтя, удаляется.
Остаюсь один, испуганно таращусь по углам, но никто с криками не выскакивает.
Немного успокаиваюсь, снимаю кольчугу, скидываю грязную одежду и осторожно захожу
в парилку. Лёгкие мгновенно обжигает жар, в клубах пара почти ничего не видно, только
светятся раскалённые камни. Плеснул на раскалённые камни водой и едва не задохнулся
от взвившихся вверх клубов пара.
- Кто ж так на камни брызгает!- вблизи раздаётся раздражённый басовитый голос.
- Кто здесь?- я едва не упал в обморок, но нахожу в себе силы и взмахиваю железным
прутом.
- Не маши своей железякой, не трону тебя, нам и курицы чёрной достаточно!- грозно
говорит некто.
- Вы … банник?- дрожа, спрашиваю я и в клубах пара пытаюсь рассмотреть невидимого
собеседника.
- А кого ты ещё здесь хотел увидеть, кикимору, что ли?- банник хохотнул, посчитав это
хорошей шуткой.
- А вы камнями кидать не будете?- вспоминаю я слова Бабы-Яги.
- Будешь махать этим прутом, точно швырну,- обещает мне он.
Я поспешно опускаю прут, и силюсь сквозь клубы пара увидеть незримого
собеседника.
- Ты бы вообще положил бы его на пол,- звучит напряжённый голос.