Потянув дверь на себя, прислушалась.
Тишина. Скорее всего сатир не дождался меня и ускакал по своим делам. Надеюсь, что не спугну его, потому что я не собиралась отступать.
Закрыла глаза, вслушиваясь в царящую тишину и различила шёпот, настолько далекий, что казалось, это шелестит листвой какое-то дерево.
Открыла глаза с удивлением рассматривая глубокий бархат тьмы, с легким мерцанием растений теплицы. Это очень отличалось от той картины, которую я только что видела перед закрытыми глазами.
Что там сказал сатир — камень позовет сам?
Я закрыла глаза и вслушалась. Вот шорох стал явственнее, и мгла передо мной колыхнулась, превращаясь в мягкие покачивания длинных ветвей ивы.
Отодвигая их, так и не раскрыв веки, я уже знала, что увижу.
На небольшой поляне, окруженной серебристо поблескивающей стеной из плакучих ив манил к себе замшелый валун.
Странные ощущения будил он в душе.
Покой, безграничная мудрость, немного сожаления и, как ни странно, надежда.
Именно надежда, которую я ощутила в искре, которая была заперта глубоко в центре валуна заставила распахнуть глаза.
Я в реальности находилась именно там, куда привела меня моя фантазия.
Только теперь я еще видела мерцание и переливы энергии, хранящие это место от внешнего воздействия и любопытства непосвященных.
— Пришла, — прошелестело ветерком.
— Садись, — донеслось приглашающе.
Я шагнула ближе к камню и села к нему лицом.
— Спрашивай, — почувствовала, как он вздохнул, немного устало.
Так вздыхает умудренный жизнью старец, когда приходиться делиться собственными знаниями в который раз повторяя нерадивому юнцу.
— Ты Бугурлин?
— Нет, — дохнуло холодом, и через мгновение мне пояснили, — он ушел.
— Тогда кто ты?
Камень помолчал, словно решая стою ли я ответа. Наконец отмер, дохнув в мою сторону весенним ветерком.
— Я Искра Созидания.
Ого, пронеслось в моей голове. Я думала, что это древняя легенда, которой наши преподаватели заменили извечную проблему о том, что было раньше — курица или яйцо.
— Искрами Созидания могли управлять только Демиурги.
Камень не посчитал нужным комментировать невольно вырвавшуюся реплику.
— Я должна тебя освободить? — почему-то я понимала, что не просто так меня позвали сюда.
— Я долго ждала, — согласилась искра.
— Покажи, как, — вздохнула, понимая, что не смогу отказать и сопротивление только усилит агонию планеты.
Перед моим мысленным взором раскручивалась футуристическая картина, скручивающая спиралью два светила в одно и в момент слияния, взрывающие пространство этой звездной системы, превращая каждый атом в поток энергии.
— Нет, — вырвалось раньше, чем разум осознал, что спорить бесполезно.
— Почему, нет? — меланхолично вернулась искра из восторга созерцания нарисованной картины.
— А как же люди?
Я даже и не поняла, когда прониклась к жителям планеты участием и еще чем-то таким, что заставило меня ответить нет.
Мне тут же в ответ нарисовали перспективы ближайшего будущего. И я увидела в нем ту черноглазую красавицу из легенды о двух дочерях подземного-полубога, охранявшего жилу черного оникса, командующую на мостике маленького судна, улетающего из системы. Землетрясения, пробуждающиеся вулканы, выходящих на поверхность Нижних, Черного Ворона, возглавляющего поход ради того, чтобы его дети продолжали существовать в меняющемся мире. Кровь, много крови, прежде чем слияние закончится, отбросив живущих далеко назад.
Искра спрашивала, стоит ли результат всех этих усилий.
А я почему-то вспоминала, как Ворон сражается в этой бесполезной войне. На стороне своих детей, кем бы они не были, по сути, и содержанию.
И я вдруг поняла, что мои глаза наполнились слезами, и сердце зашлось от безысходности, потому что так же как Ворон, защищающий своих детей, я хотела встать на сторону Верхних, которых столько веков ущемляли и эксплуатировали. Сома, — резко потянуло тоской в сердце, нет, я не такой судьбы хотела бы ему и тем, с кем довелось столкнуться за время нахождения здесь.
Я шмыгала носом и пыталась совладать с раздирающим мою суть желанием, возглавить эту битву и схлестнуться с тем, кто не прислушался ко мне тогда. Доказать ему, что его эксперимент принес прибыль только одному существу, которое все это время было тем, кто наблюдал за наблюдающим.
В момент, когда эмоции почти захлестнули мой разум, вынуждая броситься прочь, я вдруг поняла, что все это время я экзальтирую на глазах у Искры — у не доброго и не злого. Нет, не судьи, скорее безучастном наблюдателе. Хотя почему безучастном, вон сатиру идею про зиготы подкинул.