— Следы слишком свежи! — подумал Сын Гостя.
Он подозвал старого пса и потрепал его шею. Пес взвизгнул радостно, но не ответил на вопрос Сына Гостя. Он только веселее пошел вперед, сторожко двигая ушами.
— Он знает, что ищет и куда ведет! — подумал Сын Гостя и пошел не раздумывая. Он верил чутью собак больше, чем самому себе.
В сумерки река вывела их к озеру. Впереди Сын Гостя увидел синий дым над ложбиною. Это был дым очага, но Сын Гостя с осторожностью охотника созвал собак и заставил их итти молча.
Он сам продвигался вперед, оглядываясь вокруг себя.
Над склоном в ложбину он остановился. На дне ее, поросшем свежим мохом, он увидел пасшихся оленей и юрту, струившую веселый дымок.
Юрта стояла на самом дне ложбины. Земляные стены ее были свежи, и плетеная из прутьев труба еще не успела вычернеть от сажи и дыма.
Собаки рвались вперед, и только силою Сын Гостя удержал их возле себя.
Около юрты не видно было людей. Сын Гостя, подумав, стал осторожно спускаться по тропинке. Тропинка была хорошо утоптана, собаки шли по ней с нетерпеливым ворчанием.
Сын Гостя смело спустился вниз. Собаки, не слушаясь, залаяли перед входом. Тогда Сын Гостя нагнул голову и вошел в юрту.
Бычьи пузыри вместо стекол на окнах пропускали еще достаточно света, чтобы упасть на лицо Сына Гостя и выделить черты его из сумрака юрты. Но и яркие языки пламени, лизавшие стены очага, были достаточны для того, чтобы Сын Гостя легко мог узнать наклонившееся над очагом бронзовое лицо Маи.
Она увидела брата и закрыла руками лицо.
— Кого ты боишься? — сказал Сын Гостя подходя к ней и отнимая ее руки от лица, — разве я тень твоего сна?
Она опустилась на колени:
— Ты пришел убить мужа или меня?
Сын Гостя поднял ее легко:
— Яне жил в те зимы, когда мамонты бродили по этому острову и не знали, что он станет их кладбищем. Зачем я стану исполнять закон тех, чья жизнь угасает, как языки пламени твоего очага, в который ты не бросаешь теперь дров!
Мая смотрела на него, не понимая. Сын Гостя оглянулся. Сумерки быстро ползли сквозь бычьи пузыри, но света было достаточно для зорких глаз якута, чтобы увидеть в пустой юрте следы пребывания в ней русских.
Он спросил коротко:
— Где твой муж и почему я вижу одежду русского в твоем жилище?
Тогда Мая заговорила торопливо, точно ветер помогал так быстро шевелиться ее губам.
— Когда наши собаки принесли клочья одежды моего отца и мы нашли его труп, обглоданный волками, на наших следах…
Сын Гостя опустил голову. Мая вскинула руки, и они поднялись над заревцем очага, как розовые шеи вспугнутых лебедей, — Сын Гостя выговорил тихо:
— Говори! Я не знал о смерти больного оленя, загнанного глупым законом мести в ловушку смерти! Но я видел это в пламени огня. Говори!
— Тогда, — продолжала Мая, — тогда я сказала мужу, что нужно бежать, и он согласился со мной. Мы пошли сюда, потому что думали, что ты не выйдешь из полей тунгузов до тех пор, пока не отомстишь, как велит закон! Мы спустились по реке до ее устья и прошли притоком ее, ведущим к Быкову мысу, на каюках, которые шли сюда, чтобы брать клыки мамонтов. Мой муж знает каждую каплю воды в Лене, и он провел каюки на парусах до моря, и мы грузим их теперь клыками мамонта, добираясь до них в лодках.
— Ты хорошо сказала, — заметил Сын Гостя, — но кто русский в твоей юрте?
Мая засмеялась. Глаза ее искрились от смеха.
— Русский — человек со стеклами на глазах. Он не собирает клыков, предоставляя нам менять их на товары. Но он ходит по острову и заставляет иногда всех нас рыть землю и ломать скалы.
Сын Гостя посмотрел в окна.
— Ночь удлинит мой путь, и мне надо спешить. Я пришел сюда добывать кости мамонтов, потому что здесь их кладбище, и когда я соберу их достаточно, я приду смотреть товары; купцов, чтобы обменять их. Прощай!
Мая протянула руки и вскрикнула:
— Ты не убил меняй не грозишь смертью мужу, Андрей! Но разве ты не хочешь остаться гостем в этой юрте?
Сын Гостя покачал головой:
— Пути людей разны, потому что орел реет в воздухе, а кабан роет землю. Но мы еще раз сойдемся с тобой на общей тропинке к каюкам. Прощай, и не думай о глупых законах тех сох, чьи кости давно обглодали голодные волчицы!
Он повернулся и вышел. Мая проводила его за двери. Собаки юзжили в ее ногах. Но Сын Гостя послал их вперед резким свистом, и они пошли, покорно опустив хвосты и насторожив уши.
Ночью Сын Гостя вернулся на берег. Ураса стояла раскинутой, олени жевали свежий мох, и зарево очага крутилось над урасою, путая тени в светлой прозрачности ночи.