Книга Государя. Антология политической мысли
сост. Р. Светлов, И. Гончаров
Защиту интеллектуальной собственности и прав издательской группы «Амфора» осуществляет юридическая компания «Усков и Партнеры»
© Светлов Р., комментарии, 2004
© Гончаров И., комментарии, 2004
© Оформление. ЗАО ТИД «Амфора», 2004
Государь жив?
Владыка, чье прорицалище в Дельфах, и не говорит, и не указывает, а подает знаки.
Тысячелетия истории учат нас, что самая эффективная форма власти – та, что осуществляется втайне. Тайный властелин неуязвим для общественного негодования, ибо, восставая против какого-либо решения властей, мы обращаем свое возмущение не против скрытого владыки, а против подставных фигур. Самыми могущественными оказываются идеи, которые возникают как будто бы ниоткуда, хотя охватывают миллионы людей – мы все переживали это явление полтора десятилетия назад. Цели общественного развития в таком случае становятся понятны, лишь когда Властитель завершает свой труд – оставаясь все тем же Анонимом, Великим Никем.
О том, что именно такая форма правления самая эффективная, знали уже давно. «Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует…» – писал великий китайский мудрец Лао-цзы. Древнеиндийские мудрецы полагали, что происхождение царской власти – тайна даже для богов. В исламе до сих пор существует идея «скрытого имама», и те, кто ее исповедует, сами являются великими конспираторами. В христианстве еще в Средние века возникло активно оспариваемое Церковью учение о тайных потомках Христа, которые являются подлинными владыками мира, и об избранных династиях, в чьих жилах течет кровь Богочеловека.
Всем показалось, что в XIX веке началась эпоха кризиса единоличной власти. Фигура Государя скрылась за фасадом конституционных норм, раздробилась в разделении властей. Право древней крови на власть сменилось вначале идеей национальной гордости, а затем – системами ценностей, имевшими необычайно широкий «социальный» спектр – от большевизма до «Американской мечты». Общество стало открытым, жизнь государя – публичной. Особенно это заметно по представителям королевских династий, которые восседают на престолах в некоторых европейских странах. Будучи «олицетворением нации», неся исключительно представительские функции, они превратились в напоминание о чем-то, что давно уже забыто, в картинку с поздравительной открытки. Скандальное внимание к их личной жизни свидетельствует не об отождествлении с этими людьми целых наций, как нас пытаются убедить, а о здоровом обывательском желании покопаться в грязном белье соседа. Тем более что в данном случае белье выставлено на всеобщее обозрение.
В наше время расхожая ученая точка зрения состоит в растворении правителя в обществе – подобно тому как у модных современных литературоведов автор растворяется и умирает в тексте. Власть стала для современных европейских социологов, политологов, философов всего лишь функцией общественного организма. Соответственно, ее носители превратились в выражение этой функции – не более чем.
Государь умер?
Не в большей степени, чем Бог, которого «умертвили» еще в XIX веке, или Писатель, буквально-таки заталкиваемый в склеп в течение всего ХХ столетия. Прошлый век дает нам массу примеров возвращения единоличного правления: Сталин, Гитлер, Мао Цзэдун, Саддам Хусейн были столь могущественны еще и потому, что они взяли в свои руки власть над информацией. Закрывшись от подданных, они стали священными существами, подобно царям-божествам Древнего Египта или Вавилона. Информационные потоки обеспечили миф о них – по крайней мере на время жизни этих правителей.
Ни власть, ни те, кто ее воплощает, не исчезли – и не исчезнут. Меняются только способ подачи и форма закрепления ее в человеческом сознании. Реальность же власти остается неизменной. Государство как деликатный «ночной почтальон» – наивная мечта, которую давно пора забыть. В эпоху информационного общества власть приобретает новые, более утонченные и оттого более действенные формы.
Сейчас модно утверждать, что «основной инстинкт», сидящий в нас, – это смерть или секс. Пожалуй, это не так. Еще древние греки, назвавшие человека «политическим животным», понимали, что основной инстинкт – стремление к власти, которое не стоит считать примитивным желанием командовать и подчинять. Власть по глубинной своей природе сродни творчеству. Она – высшая форма самоутверждения; никто в такой степени не переживает каждое мгновение своей жизни, как тот, кто ощущает бремя власти на своих плечах. И нет больших соблазнов, чем те, которые дарует власть. Государь творит – во благо ли, во зло ли. Иначе он не государь, а лишь видимость, призрачный силуэт в исторических анналах.