Как только странная природа облака установлена, действие ускоряется. Не хочу заранее ничего рассказывать, но могу сказать, что в этой части истории присутствует один из научных уроков, который мы усваиваем, – о теории информации. Информация – товар, легко перемещаемый с одного носителя на другой. Бетховена мы слушаем ушами, но в принципе нет причин, почему бы инопланетному существу или, скажем, продвинутому компьютеру, совершенно лишенному чувства слуха, не наслаждаться музыкой, если ему предъявить те же ритмические закономерности (которые можно значительно ускорять или замедлять) и те же математические отношения между частотами, – то, что мы воспринимаем как мелодию и гармонию. В теории информации средство ее передачи произвольно. Эта идея оказала на меня очень большое влияние, и признаю, что впервые я оценил ее, читая в юности “Черное облако”.
Сходная мысль, глубокого научного и философского значения – в том, что субъективная индивидуальность, которую каждый из нас ощущает внутри своего черепа, обусловлена медленностью и прочими несовершенствами наших коммуникативных каналов, например, речи. Если бы мы могли мгновенно обмениваться мыслями посредством телепатии, во всей их полноте и с той же скоростью, с которой мы мыслим, мы перестали бы быть отдельными личностями. Или, иными словами, сама идея отдельной индивидуальности утратила бы смысл. Как раз это, вероятно, и произошло в эволюции нервной системы. Эта мысль интриговала меня на протяжении большей части моего жизненного пути биолога, и я снова возвращался к ней при чтении “Черного облака”.
Артур Кларк, более последовательный автор хорошей фантастики, чем Хойл, хотя он встает вровень с Хойлом лишь в лучших своих произведениях, сформулировал свой “Третий закон” так: “Любая достаточно развитая технология неотличима от магии”. “Черное облако” подтверждает этот посыл сполна. Писарро выстрелил из пушки, и инки приняли его за бога. А представьте себе, если бы он прибыл не на коне, а на штурмовом вертолете! Вообразите реакцию средневекового крестьянина или даже аристократа на телефон, телевизор, ноутбук, авиалайнер. “Черное облако” живо рисует нам, каково это – столкнуться с посещением внеземного существа, разум которого кажется богоподобным с нашей низменной точки зрения. По правде сказать, воображение Хойла превосходит все известные мне религии. Так будет ли подобный сверхинтеллект действительно божеством?
Интересный вопрос, может быть, даже основополагающий вопрос новой дисциплины под названием “научная теология”. Ответ, как мне кажется, заключается не в том, на что способен суперинтеллект, а в его истории. Инопланетяне, вне зависимости от развития интеллекта и уровня своих достижений, должны были, очевидно, возникнуть в ходе чего-то вроде постепенного эволюционного процесса, аналогичного тому, что породил нашу жизнь. И здесь Хойл, по-моему, допускает единственную научную ошибку в этой книге. Заглавный суперинтеллект Черного Облака спрашивают о происхождении первого представителя его вида, и он отвечает: “Я не верю, что вообще когда-либо существовал «первый»”. Реакция астрономов в романе – шутка для своих, отпущенная Хойлом: “Кингсли и Марлоу переглянулись, как бы говоря: «Ого, вон он куда гнет! Что бы сказали на это сторонники теории ‘взрывающейся Вселенной’!»” Оставим в покое астрономов, я возражу как биолог. Даже если бы Хойл и его коллеги оказались правы насчет вечного устойчивого состояния Вселенной, это невозможно всерьез утверждать применительно к организованной и явно целесообразной сложности, которую воплощает собой жизнь. Галактики могут спонтанно возникнуть из ничего, но сложная жизнь не может. Это подразумевается самим понятием сложности!
В романе есть и другие недостатки. Несмотря на удивительно жизненное изображение того, как мыслят ученые, диалог временами становится несколько корявым, шутки несколько тяжеловесными. Характер героя, Кристофера Кингсли, неизменно агрессивный, взлетает на вершины – или проваливается в бездну – бесчеловечного фанатизма в ужасающей сцене ближе к концу книги, которую один рецензент охарактеризовал как “увлекательное окно в мир научной мечты”, но которая мне кажется перебором.
С тех пор, как я впервые прочитал эту книгу, меня преследуют слова из нее: “Глубокие Проблемы”. Это те проблемы науки, которых мы не понимаем и, возможно, никогда не сможем понять, то ли из-за ограничений нашего возникшего в ходе эволюции ума, то ли оттого, что они в принципе неразрешимы. Как возникла наша Вселенная, и каков будет ее конец? Может ли из ничего возникнуть нечто?[50] Откуда взялись законы физики? Почему фундаментальные константы имеют определенные значения – те, которые они имеют? Как насчет других вопросов, которые настолько вне нашего разумения, что мы не можем даже поставить их, не говоря уже о том, чтобы на них ответить? Идея Глубоких Проблем и возможность, что они могут быть доступны высшему разуму, но не нам, уничижительна, но уничижительность ее такова, что одновременно она вдохновляет. Бросает вызов.
50
Конечно, может, как объясняет Лоренс Краусс. См. мое послесловие к его книге “Вселенная из ничего”; сс. 409–413 настоящего издания.