Касаться друг друга через нее.
В дверь громко и отрывисто постучали.
Торей произнес непонятное слово, грубое на слух, и в спальню вошел молодой мужчина, такой же высокий, но куда худее Торея. Он замер на пороге. Взгляд темных глаз пробежался по хозяину покоев, и тот поднялся. Незнакомец что-то ему сказал и возмущенно взмахнул рукой. Он казался моложе Торея, на лице не было ни бороды, ни щетины. Волосы, собранные в низкий хвост, напоминали огонь в камине. Несколько прядей падали на лоб и щеки.
Я тоже поднялась, и сначала взгляд незнакомца прошел сквозь меня, будто девушки в этой спальне не были редкостью, а затем его глаза округлились. Он приоткрыл рот, но так и не задал вопрос, только взор его метался с меня на Торея и обратно.
Торей устало вздохнул. Он выглядел недовольным.
– Эй! – Этот возглас я поняла. Дальше последовала валгомская речь. Незнакомец отвечал на вопросы, пояснял, но поглядывал на меня. Я же от смущения обхватила себя руками и отвернулась к окну.
Они недолго о чем-то спорили, а когда дверь захлопнулась, я услышала:
– Вызывают на военный совет.
Торей распахнул сундук и нырнул туда, вынул простую белую рубаху. В темных покоях она казалась луной на черном небе. Бросив ее на кровать, он распустил шнуровку на своей безрукавке, стянул ее и бросил туда же, а затем принялся расстегивать пуговицы.
Внутри меня что-то дернулось, когда оголился смуглый участок кожи.
– Эй, эй! – Я прикрыла глаза ладонями. – Совсем стыд потерял? Я же здесь!
Послышался ехидный ответ:
– Ты что же, не видела мужчин без рубахи?
Я прижала ладони к глазницам сильнее. Провалилась бы сквозь землю, кабы могла.
– Не обязана смотреть на тебя нагого. Будь так добр, не забывай, что я теперь тоже здесь!
– Будто ты дашь забыть, – хохотнул Торей. Позади меня шуршали ткани. – Тебе тоже надо переодеться. Я попросил Кисея принести одежду. Тебя что, прямо во время свадьбы убили?
– Нет.
– Почему тогда в свадебном покае?
Отвечать я не собиралась, и чуть погодя Торей тоже это понял.
– Ладно. Но отныне ты в Овтае[6], и будешь выглядеть как валгомка.
В столице Великих лесов?
Я повернулась, но его нагота заткнула мне рот. Торей стянул с себя рубашку. Лучи солнца скользнули по обнаженной груди. Его кожа была куда темнее моей, напоминала хлебную корку, хорошенько запеченную в печи. Живот Торея перечеркивал шрам, длинный и неровный.
Я замерла от смущения. Торей явно не заметил этого, потому что спокойно натянул на себя рубаху и безрукавку.
– И как же я переоденусь, коли я дух?
– Перетянешь к себе, как в легенде о давигорском князе-духе. – Торей поправил повязку там, где раньше было ухо.
Я глядела на него в ожидании.
– Ты же слышала эту легенду?
– О Ранее, что после смерти заключил со Кшаем сделку на десять зим?
– И мог вытягивать душу из любых вещей, – кивнул тот. – Да, я о ней. Ясно представь, что вещь уже у тебя в руках, и так и станет.
Торей огляделся и схватил с кровати медвежью шкуру, протянул мне с приказом: «Попробуй!»
Отец рассказывал мне легенду о князе-духе так часто, что она стала едина со мной, будто воспоминание из иной жизни. Теперь же я стала этим князем, только без выбора и воли.
Моя ладонь замерла над шкурой, а я постаралась представить, какая она на ощупь. Наверняка мягкая и густая, будет щекотать ладони и тянуть к полу своей тяжестью.
Я опустила руку, и она скрылась под шкурой, а я почувствовала твердость в ладони, сжала пальцы и потянула ее к себе. И вот у меня в руках была такая же шкура, что и у Торея.
– Милостивая Светава, – сорвалось с моих губ.
Я не ощущала ни тяжести, ни мягкости, но она была в моих руках.
– Все же удивительно, – выдохнул Торей. Хоть он и ожидал чуда, скрыть удивление не смог.
В дверь снова постучали, но не стали ждать разрешения. В покои вошел Кисей со стопкой одежды. Ни единой яркой ткани там не было, лишь земляные, черные и серые тона. Они будто напоминали, что жизнь валгомцев была такой же мрачной, как они сами. Будь на мне наша одежда, я бы стала ярким пятном среди этих унылых стен.
Кисей положил одежду на кровать и поспешил уйти, напоследок бросив на меня внимательный взгляд.
– Одевайся, – снова приказал Торей и принялся стягивать завязки на своей безрукавке.
Я посмотрела на него, как родители – на детей в ожидании верного ответа, но Торей был слишком занят завязками. Пришлось прокашляться.
Он вскинул брови, заметив мою нерешительность.