При упоминание полкового комиссара лицо Мехлиса неприязненно скривилось — как же, и его подчинённый допустил промах! Однако перебивать он уже не решился — в то время как Шапошников продолжил:
— После боестолкновения Фотченков вышел на связь с комбригом 5-й кавалерийской Шарабурко, находящемся в Тарнополе, запросил подкрепления, воздушную поддержку для атаки господствующих над городом высот. Комбриг Шарабурко попытался согласовать этот вопрос с комкором Голиковым… Но в течение двух часов не мог связаться с ним вследствие того, что сам командующий армии находился на марше — не добивала радийная связь. Когда же Голиков узнал о случившимся, он сам вызвал Фотченкова, собираясь дать приказ остановить боестолкновение с немцами — и при необходимости оставить Львов.
— Разве ставка давала приказ оставить Львов?
Борис Михайлович поперхнулся, услышав негромкий вопрос вождя, на мгновение выдержка словно бы изменила ему… Но начальник Генштаба тотчас собрался:
— Никак нет, товарищ Сталин! Разрешите продолжать?
— Продолжайте, товарищ Шапошников…
Командарм энергично кивнул, после чего заговорил, печатная каждое слово:
— Довести приказ до Фотченкова комкор не успел: первый сеанс связь был прерван в связи с нападением на штаб бригады украинских националистов…
Тут Иосиф Виссарионович бросил в сторону Берии вопросительный взгляд, на что Лаврентий Павлович коротко отозвался:
— Отработаем.
Межде тем, начальник Генштаба, сделав короткую паузу, продолжил:
— После того, как повторно удалось связаться с комбригом 24-й лтбр, бой в городе был уже завершён.
Сталин негромко уточнил:
— Каков результат боестолкновения с немцами?
— Противник последовательно выбит с железнодорожного вокзала и господствующих над городом высот 324 и 374. Однако следует отметить, что штурм высот был разработан совместно с белополяками — и с их стороны в бою участвовали три пехотных батальона и бронепоезд. Плюс полевая артиллерия поляков поддерживала атаки на высоту 374.
— Хм… С поляками, значит, договорился… А какими силами располагали немцы?
— Также три батальона горных егерей при поддержке батарей лёгких противотанковых орудий, мелкокалиберных зенитных автоматических пушек и взвода полевых гаубиц.
— Значит, силы штурмующих были примерно… Равны с обороняющимися?
— Так точно, Иосиф Виссарионович.
Сталин замолчал, в очередной раз затянувшись дымом из трубки. Замолчал и Шапошников, не решаясь сесть — командарм чувствовал, что со стороны вождя последуют ещё вопросы, и чутье его не подвело. Секретарь ЦК негромко, с привычной ему хрипотцой и лёгким акцентом уточнил:
— Товарищ Шапошников, как вы охарактеризуете действия комбрига Фотченкова и комкора Голикова?
Борис Михайлович не стал растекаться мыслью по стеклу — он знал, что вождь интересуется его мнением именно как профессионального военного, и мнение это ценит. Поэтому и докладывал чётко по-уставному, напирая на факты:
— Комбриг Фотченков действовал вопреки указанию не открывать огонь по немцам, но согласно устава — и только после того, как сами немцы первыми нанесли удар. Также следует отметить, что его кандидатура на должность командира передовой группой, следующей занять Львов, была утверждена Голиковым — именно потому, что это инициативный, смелый и волевой командир, способный на переговорах добиться сдачи города поляками.
Сделав короткую паузу, Шапошников продолжил:
— Лично я считаю, что Фотченков не исчерпал всех возможностей избежать конфликта с немцами. Однако прямая агрессия со стороны германцев, сам факт их нахождения во Львове и отказ покинуть город ставят под вопрос целесообразность переговоров с ними. С точки же зрения военного искусства… Комбриг Фотченков с задачей справился, выбив противника из Львова.
Последняя фраза командарма первого ранга значила очень много — фактически, Шапошников позволил себе выразить личную оценку действий рискованного и возможно, зарвавшегося комбрига, участь которого уже предрешена. Но Сталин не выразил неудовольствия, а лишь коротко попросил: