Софья. Вы думаете, что комедию так легко написать.
Княгиня. Конечно трудно; да как же иначе отомстить мужчинам. Название уж готово, — пускай напишет он, вместо урока кокеткам, урок ветреникам; в оригиналах он, кажется, не будет иметь недостатка.
Софья. Вы не шутя намерены просить его?
Княгиня. Напротив, очень серьезно. Я хочу, чтоб он вывел на сцену молодого ветреника, который боготворит каждую женщину и не любит никого, клянется в постоянстве поутру одной, а ввечеру другой, любит одного себя, хвалит одного себя, считает умным одного себя и смеется над всеми, выключая тех, которые ему подражают или которым он сам подражать старается.
Софья. Вы пугаете меня, княгиня. Неужели есть между мужчинами...
Княгиня. Такие любезные, милые ветреники? О, чрезвычайно много. Вот, например, один молодой человек, — ты знаешь его, очень знаешь, — как две капли воды похож на мое изображение, и Эрастов, если будет писать нашу комедию, не найдет, верно, лучшего оригинала для роли своего ветреника.
Софья. Кто же? Я, право, не знаю!
Княгиня. Бедненькая! и ты не можешь отгадать. Племянник князя Тюльпанова.
Софья. Граф Фольгин?
Княгиня. Точно.
Софья. Вы шутите. Он ветрен, это правда: но не способен быть обманщиком.
Княгиня. Ты это думаешь?
Софья. Он искренно меня любит.
Княгиня. Искренно любит — граф Фольгин! ха, ха, ха! Ах! ma chere, очень видно, что ты еще не жила в свете.
Софья. Почему ж кажется вам это невероятным? Я не имею никакой причины сомневаться в его искренности.
Княгиня. О, конечно! Странно только, что граф, несмотря на свою искреннюю любовь к тебе, старается меня уверить в том же; делает куры тетушке и волочится даже...
Даша. За мною. Да почему ж и не так, сударыня, ведь и я также женщина.
Софья. Это лишь ветреность. Я уверена, что граф любит одну меня.
Княгиня. Или, может быть, богатое приданое, которое тетушка дает за тобою.
Софья. Княгиня! Это уже обидно.
Княгиня. Не сердись, милая, — он точно так же любит тебя, как меня, как твою тетушку, как всех женщин. Ему надобно богатое приданое, чтоб заплатить свои долги. Ах! ma cousine{2}, как бы я была рада, если б вместо его женился на тебе Изборский.
Софья. У вас нынче все такие странности...
Княгиня. Ты была бы с ним гораздо счастливее, чем с этим графом Фольгиным. Вот уже другой год, как Изборский тебя любит.
Софья. Другой год! С чего вы взяли — он никогда не говорил мне ничего похожего на это.
Княгиня. Это-то и доказывает, что он истинно тебя любит. Непритворно влюбленные всегда застенчивы. Но сколько есть других способов показывать свою любовь. Изборский ищет беспрестанно случая быть вместе с тобою; один ласковый взгляд — и он счастлив; это написано на лице его. Поверь мне, в этих случаях женщины никогда не ошибаются. Я уверена, что Изборский любит тебя так же пламенно, так же страстно, как Малек-Адель любил свою Матильду.[5]
Софья. Если б это была и правда, то согласитесь...
Княгиня. Что граф более достоин любви, чем Изборский. О! в этом я никогда не соглашусь с тобою.
Софья. Он так холоден, так скучен...
Княгиня. Это одна застенчивость.
Софья. Я согласна, что он очень добр, скромен — имеет, может быть, познания, и когда бывает здесь один, то я нахожу его даже любезным, — все это правда, но когда он и граф вместе, то согласитесь, княгиня, что он делается тогда совсем незаметным.
Княгиня. Не удивительно, — один кричит о своих достоинствах, а другой скрывает их.
Софья. Что граф умен, очень умен, в этом, думаю, и вы должны признаться.
Княгиня. Несмотря на то что он сам в этом клянется беспрестанно, я осмеливаюсь ему не верить. Он, как говорится, натерт чужим умом: выучил наизусть кучу каламбуров, насмешек, острых слов, комплиментов, и более ничего.
Софья. Извините, княгиня! он очень любит литературу и знает почти всех известных писателей.
Княгиня. По именам — может быть; для этого нужна только одна память. Послушай, ну, если я докажу тебе точно на самом деле, что Изборский гораздо его умнее и любезнее и что граф любит не тебя, а твое богатство.
Софья. Если вы мне докажете... Но это невозможно!
Княгиня. Первое совсем не трудно, Изборский и граф сегодня здесь будут — надобно только завести разговор, в котором ему нельзя было бы блеснуть чужим умом. Вот, например, о вчерашней комедии — я уверена, что ты, несмотря на свое предубеждение, будешь со мною согласна.
Даша. Сюда идут графиня и князь Тюльпанов. Они, кажется, с большим жаром о чем-то рассуждают.
Княгиня. Верно, о твоей свадьбе. Я только знаю, что князь приехал к вам так рано для того, чтоб переговорить об этом с графинею.
Те же, графиня и князь.
Графиня (вполголоса князю). Да, князь, это будет кончено завтра или даже сегодня, но теперь ни слова. (Увидя Софью и княгиню.) А, ты здесь, Сонюшка! Ну что же вы здесь делаете, время прекрасное — вам бы надобно прохаживаться, гулять, резвиться... Я, право, думала, что вы давно уже весь сад обегали. Ба! Сонюшка, ты еще не совсем одета; пойди, кончи твой туалет.
Князь (целуя руку Софьи). Вы, верно, сударыня, остались дома для того, чтоб не заставить краснеть бедные розы[6], которые, увидя вас, должны от стыда завянуть.
Княгиня. Браво, князь! вы бесценный человек для комплиментов, — какая игривость воображения: розы, которые краснеют от стыда, — как это замысловато! Откуда берете вы такие пиитические выражения?
Князь. Глядя на вас, сударыня, можно ли говорить иначе, как языком сердца. (Взглянув на зеркало.) Грации, как видно, только что окончили свой туалет.
Княгиня. Нет, грации занимались совсем другим. Мы сочиняли комедию.
Графиня. Комедию! Что вы это? Да знаете ли, что для меня разбойники лучше, чем сочинители комедий, — они хоть полиции боятся, а на эти проклятые комедии и суда не найдешь. Уж эти авторы такую взяли волю, что с ними и житья нет. Сиди все дома, да не смей никуда носу показать, а не то того и гляди, что упрячут тебя в какую-нибудь комедию. И кто выдумал писать эти комедии — и зачем играют эти комедии — и что толку в этих комедиях! Уф! как вспомню, то у меня дух так и захватит. (Садится.)
Князь. Не угодно ли вам воды, сударыня?
Графиня. Нет, теперь ничего, а вчерась уж подлинно, если б не гофманские капли[7], то не знаю, что б со мною сделалось. Скажите сами, батюшка, вывести на сцену почтенную даму, которая любит играть в бостон, бранить молодых людей, когда они дурачатся, и заставить весь партер над ней смеяться, — ну на что это похоже?
Князь. Это верх невежества!
Княгиня. Да зачем берете вы это на свой счет, тетушка? Мало ли есть охотниц играть в бостон и браниться.
Графиня. И! матушка, да я рада бы не брать это на свой счет, да поневоле возьмешь, когда станут на тебя пальцами указывать.
5
6