До последнего ждать будут – и дождутся, тетёхи такие.
Так что решил Глеб, пока время еще есть, послать богатырей. Сам бы поехал, да не разорваться же ему. Может, хоть к богатырям прислушаются. Васька Буслаев, вон, уж на что пустобрех и пресноплюй, но в Новгороде Великом человек известный, заводила. Коли еще хоть дюжину таких же детин приведет – уже чуть легче будет.
А особенную надежду князь возлагал на Илью Муромца. Живая легенда, служивший самому Владимиру Красное Солнце, обладатель Святогоровой силы – он не тот, от кого отмахнуться возможно.
Уж поневоле хотя бы выслушают.
И Глеб сейчас писал письма. Князьям, видным боярам, воеводам, архиереям, купецкому люду и вообще всем, кто хоть чем-то мог пособить. Трое посадских людишек скрипели перьями, покуда Глеб ходил по светлице, диктовал слова нужные.
– Обращение, – коротко велел он. – Слова вежественные, какие должно. Про связь родственную.
«Великый князь Владимирскый и Суздалской, Всеволод Юревич, Владимира Мономака внук и Ярослава Мудрого потомок. Надеюс здрав ты и бодр молю Бога о тебе и о благе твоем уповаю. Глеп Берендейеч, великый князь Тиборский и зят твой послушный челом тебе бьет клянетца тебе в вечнай преданасти и обращается с просбой махонькой…» – накорябал один писец.
«Великий князь Муромский и Рязанский, Петръ Юрьевич, Владимира Святославича внукъ и Ярослава Мудрого потомокъ. Прослышалъ, что выздоровелъ ты после долгой болезни, и паче того вступилъ в счастливый бракъ, с чем тебя и поздравляю еси. Глебъ Берендеевич великий князь Тиборский, твой добрый другъ и соседъ, радъ будетъ видеть тебя в гостях, кланяется и проситъ пожаловать незамедлительно…» – вывел другой.
«Великий князь Смоленский и Мстиславский, Мстиславъ Романович, Ростислава Мстиславича внукъ и Ярослава Мудрого потомокъ. Доносятъ люди, што все у тебя хорошо и спокойно, закрома полны, а людишки богаты. Тому радъ. Глебъ Берендеич, великий князь Тиборский и вечный твой другъ, шлетъ тебе низкий поклонъ и предлагаетъ присоединицся к веселому походу забаве молодецкой…» – написал третий.
– Так, – потеребил бородку Глеб. – Вежественных слов побольше накрутите. Умаслите. Поклонов не жалеть, почаще их вставляйте. А потом уж к сути переходите. И тоже не резко. Надо мне этих болдырей надутых соблазнить чем ни есть… Сподвигатель им нужен какой-нибудь… эх, где ж взять-то его…
Князь вздохнул. Был он мрачнее тучи. Что он мог написать добрым соседям своим, кроме того, что те и так преотлично знают?
Обещания раздавать придется. Награды сулить за помощь любую, пусть самую ничтожную. Злата-серебра, уступок торговых, а кому и земель, городов.
Кабы не пришлось половину княжества раздать, чтобы другую сохранить.
И крепкой надежи ни на кого нет. Даже на Всеволода, пусть он Глебу и тесть. Старый козел хоть обиду и проглотил, хоть и прислал мирное письмо, но видно – не простил так просто. Все-таки дочь похитили, умыкнули. Еще хуже даже – сама из отчего дома сбежала, по доброй воле.
Для гордости княжеской сие втройне досадно.
Но все же с Глебом Всеволод в родстве. Он, может статься, хоть дочку пожалеет. А на остальных и вовсе не положишься.
Вот если б еще с кем породниться… Дочь за какого князя выдать, либо сестру.
Но нету у Глеба ни детей, ни сестер. Брат один только, да и тот дурак.
И то ладно, что Ванька сам умудрился себе невесту сыскать – да не абы кого, а царицу поляниц. Поляницы – они хоть и бабье войско, но подспорьем обещают стать немалым. Повидал их Глеб уже в деле, впечатлился. Богатырки настоящие, хороши и с луком, и с саблею.
– Дописал? – наклонился к одному из писцов Глеб. – Дай прочту.
Писец торопливо присыпал чернила песочком и протянул пергамен князю. Тот пробежал по строчкам глазами, сердито хмурясь. Буквы были красивы и разборчивы, слова тоже все правильные, любезные.
Но вот грамоту писец знал не безупречно. Глеб, конечно, в книжниках не числился, но и то заметил, сколько чертей тот нагородил.
– Имя мое верно пиши, тетеря, – приказал князь, дернув писца за вихры. – Еры проставь мягкие и твердые. А «Мономах» не через «како» пишется, а через «хер». Исправь.
Когда Глеб дописал все письма, за окнами была уже глухая ночь, а богатыри окончательно перепились. Иные и подраться успели, синцов друг другу наставить. Хорошо еще, с оружием в княжий терем их не допустили, большой крови не случилось.
– Эвона как нажрались-то, – брезгливо молвил Глеб, отпихивая ногой булькающего в луже брата. – Ты, боярин, куда смотрел-то? Почему допустил?
– Э, княже, я один, а их вон сколько, – развел руками почти тверезый Бречислав. – Да ты не переживай, они хоть и пили, да честь не пропили, себя не опозорили.