Грабительская аграрная политика метрополии, направленная на форсированное раскрестьянивание деревни, привела к тому, что в колонии неуклонно снижалось число собственников земельных участков, с 19,7 % в 1920 г. до 16,3 % в 1930 г. в общей массе земледельческих хозяйств. За этот же период, когда японцы радикально перестраивали в свою пользу аграрные отношения, удельный вес полуарендаторов упал с 37,4 % до 25,4 %, а полных арендаторов – кабальных издольщиков, напротив, вырос с 39,8 % до 52,7 %.
Колониальные власти, как уже отмечалось выше, предпринимали чрезвычайные меры для повышения урожайности зерновых культур, но примитивный уровень агротехники, грабительские налоги и крестьянская нищета не позволяли добиться заметного перелома. Так, за период 1920–1930 гг. сбор зерновых в стране вырос с 12,7 млн сом[3] лишь до 13,5 млн сом. Однако даже этот скромный рост был выгоден, прежде всего, метрополии. За указанные годы вывоз риса и других зерновых в метрополию возрос почти на 400 % (с 1,7 до 5,4 млн сом), что повлекло за собой дальнейшее падение и без того низкого потребления зерна в крестьянских трудовых семьях. Но особенно тяжелыми для корейской деревни оказались военные годы, когда крестьяне по символическим закупочным ценам вынуждены были отдавать японцам не только весь прибавочный, но и часть жизненно необходимого продукта, который шел на нужды продовольственного обеспечения японской армии.
Колоссальный социально-экономический упадок в корейской деревне в годы японской колонизации не мог не вызвать массовой волны крестьянского сопротивления и национально-освободительного движения.
§ 3. Курс на колониальную индустриализацию
Между двумя мировыми войнами Корейский полуостров стал ареной форсированной колониальной индустриализации военизированного типа. Не имея ничего общего с так называемой «цивилизаторской миссией», милитаристски ориентированная экономическая стратегия Токио основывалась на ускоренном переносе в колонию наиболее трудоемких и экологически вредных производств: металлургического, химического, горнорудных разработок и т. п., хищнической разработке природных ресурсов, наконец, на предельных масштабах эксплуатации местной рабочей силы. Колониальный промышленный переворот, приобщивший Корею к индустриальной цивилизации японского и мирового капитализма, обошелся ей довольно дорого.
После установления японского протектората Корея становится основной кладовой, из которой метрополия извлекала за бесценок все возрастающую массу минерально-сырьевых ресурсов.
О том, какое место колониальная Корея играла в обеспечении метрополии уникальными видами стратегического сырья, убедительно говорят следующие данные. В военном 1943 г. в общей добыче минеральных ресурсов японской империи на долю Корейского полуострова приходилось около 100 % графита, 100 % слюды, 100 % магнезита, 88 % вольфрама, 85 % молибдена, 95 % плавикового шпата, 70 % бария, 68 % свинца и т. п. Ключевые позиции в колониальной индустриализации Кореи занимали японские монополистические корпорации – дзайбацу («Мицуи», «Мори», «Ничидзу», «Сумимото» и др.). По данным 1944 г., на их долю приходилось 74 % капитальных вложений, причем 70–80 % этих инвестиций шли в военно-ориентированные отрасли хозяйства. Львиная доля продукции тяжелой промышленности вывозилась в Японию на нужды военного производства (по данным 1944 г., 89,4 % металлических болванок, произведенных в Корее, были направлены на военные заводы в Японию).
Одной из деструктивных черт колониальной индустриализации являлось искусственное сдерживание развития машиностроения, на которое в 1943 г. приходилось лишь 6 % валовой промышленной продукции страны. Все базовые отрасли народного хозяйства Кореи, включая металлургию, энергетику, химию, строительство и др., были полностью зависимы от поставок оборудования из метрополии. «Это означало, что корейские предприниматели были лишены возможности совершенствовать свой технологический потенциал, особенно в сфере машиностроительного производства», – отмечает южнокорейский ученый Кан Ман Гил.
С помощью финансовых и административных рычагов японский акционерный капитал установил абсолютное господство в промышленности закабаленной Кореи. Нижеследующая таблица раскрывает соотношение корейского и японского акционерных капиталов в основных отраслях народного хозяйства (по данным 1944 г.).
Таким образом, общее число японских акционерных компаний в металлургической и машиностроительной отраслях превышало число корейских компаний в 10 раз, в текстильной – в 6, продовольственной – в 10,5, строительстве – в 4 раза. Японский колониальный капитал абсолютно преобладал над капиталом корейских компаний и по размерам акционерного капитала, а стало быть, по удельному весу и масштабам извлечения прибавочной стоимости, что служило процветанию метрополии.
Поставив под свой контроль природные ресурсы Кореи, колонизаторы значительно ускорили на ее территории развитие добывающей промышленности, энергетики, транспорта, средств связи и т. п. Форсированная разработка месторождений золота в Корее позволила метрополии реорганизовать свою валютно-финансовую систему и перейти к единой системе золотого стандарта в масштабах всей империи. Японское генерал-губернаторство захватило железные дороги, морские гавани и порты, телеграфные линии, огромные лесные массивы, а также монопольные права на торговлю женьшенем, солью, табаком, опиумом. Еще в 1909 г. японцы учредили в Сеуле Корейский центральный банк (Хангук ынхэн), во главе которого находились финансовые магнаты метрополии. Его задача состояла в том, чтобы огромные и все растущие расходы на содержание колониального чиновничества, переложить военные приготовления полностью на плечи самих корейцев и усилить систему финансовой монополии.
После полной аннексии в Корее резко меняется соотношение между колониальным и национальным капиталом. Тому в немалой степени содействовали дискриминационные декреты японского генерал-губернаторства. Так, по закону о горном деле (1915), запрещалась выдача лицензий на предпринимательскую деятельность любому иностранному капиталу, кроме японского, что позволило последнему монопольно завладеть горнорудными предприятиями, находившимися ранее в ведении властей Кореи. Одновременно с дискриминационными ограничениями для корейского предпринимательства устанавливались крупные льготы для японского капитала. Кроме прочего, был снят налог на добычу золота, серебра, железа, меди на вновь создаваемых рудниках, принадлежавших японцам; отменены пошлины на импорт оборудования для горнорудных предприятий японского капитала. Последним предоставлялись также особо льготные условия приобретения земли в зоне их предпринимательской деятельности. Колониальной администрацией был составлен длинный перечень ключевых должностей, на которые было запрещено назначать корейцев. Зарплата последних, как правило, была в два раза ниже зарплаты японских специалистов той же категории. Японский империализм насаждал в Корее деспотическую систему иноземного порабощения, которая была значительно жестче, чем колониальные структуры других мировых имперских держав того времени (Великобритания, Франция, США и др.).
О том, какими темпами в народном хозяйстве Кореи развертывалась экономическая экспансия японского монополистического капитала, свидетельствуют следующие данные по горнодобывающей промышленности Кореи в период с 1909 по 1918 г. Удельный вес корейского капитала в продукции горнодобывающей промышленности в 1909 г. составил 325 тыс. вон, а японского – более 1,2 млн вон. К 1914 г. это соотношение составило соответственно 313 тыс. и 1,7 млн вон, в 1918 г. – 299 тыс. и 24,6 млн вон. К 1918 г. валовая горнорудная продукция предприятий японского капитала превышала продукцию предприятий национального капитала примерно в 8 раз.