Татьяна Бочарова
Кормилица по контракту
1
Было раннее августовское утро, когда пассажирский поезд «Ульяновск — Москва» прибыл под своды Казанского вокзала. Толпа, вывалившаяся на перрон, быстро таяла — кого-то подхватили встречающие, кто-то ушел сам, торопясь по неотложным столичным делам, кому-то предложили услуги носильщики с огромными телегами.
Вскоре на опустевшей платформе осталось не более десяти человек, в том числе и совсем молоденькая девушка, на плече у нее висела туго набитая сумка, явно китайского производства, с пиратской надписью «Адидас». На вид юной пассажирке казалось не больше восемнадцати, она была одета в темно-серые джинсы с широким ремнем и слегка приспущенной талией и белую трикотажную кофточку, глубоко вырезанную на груди. На беглый взгляд ее нельзя было назвать красавицей, во всяком случае, стандартные параметры модели «девяносто — шестьдесят — девяносто» к ней явно не подходили.
Среднего роста, крепко сбитая, с круглым румяным лицом и ясными серыми глазами, смотревшими живо и весело. В ее внешности имелась лишь одна изюминка, отличающая хозяйку от прочих симпатичных и современных молодых особ, наводняющих столицу в жаркие летние деньки, — роскошная, темно-каштановая коса толщиной в четыре пальца и длиной ниже пояса. На кончике косы алела бархатная резинка, волосы блестели на солнце, вызывая жгучее желание дотронуться до них. Немногочисленные обитатели перрона мужского пола, с самого утра разогретые пивком и кое-чем покрепче, косились на соседку с возбуждением и интересом.
Девушке, однако, плевать было на их внимание. Она решительным жестом поправила сумку на плече, подняла повыше и без того задорно вздернутый носик и бодро зашагала в сторону метро, упруго и мягко ступая по асфальту резиновыми подошвами дешевых кроссовок.
Пройдя стеклянные двери и остановившись у окошка кассы, девушка, нимало не стесняясь, сунула руку в довольно глубокое декольте и вытащила оттуда старенький, матерчатый бумажник. Раскрыла его, достала сотенную купюру и, протянув кассирше, потребовала уверенным и звонким голоском:
— Пожалуйста, билет на две поездки и телефонокарту.
Получив желаемое, она дождалась, пока освободится ближайший таксофон, умело засунула карту в прорезь аппарата и, старательно шевеля губами, по памяти набрала номер.
Послышались долгие гудки, затем неприятный и резкий женский голос произнес ей в ухо:
— Слушаю!
— Это Евгения Гавриловна? — приветливо и мягко осведомилась девушка.
— Я. — В трубке воцарилась выжидательная пауза.
— Здравствуйте, — так же любезно проговорила девушка, немного волнуясь и из-за этого переминаясь с ноги на ногу, — меня зовут Валя. Валя Колесникова. Я дочка Нины и Николая Колесниковых из Ульяновска.
— Не знаю никакой Нины Колесниковой, — отрезала трубка. — Вы, наверное, ошиблись номером.
— Ну как же не знаете? — расстроилась девушка. — Нина… она еще к вам в Москву приезжала, когда Олимпиада была. Помните?
— Нет.
— Ой, ну да, — девушка звонко хлопнула себя по лбу ладошкой, — какая же я глупая! Она ж тогда еще не замужем была, а девичья фамилия ее Перепелкина. Теперь вспомнили?
— Нина Перепелкина? — задумчиво и недовольно произнес голос.
— Да, да! Племянница вашего мужа.
— У меня нет мужа.
— Как нет? — испугалась девушка. — Он… умер?
— Он ушел от меня пятнадцать лет назад, — бесстрастным тоном произнесла женщина. — Впрочем, Нину я помню. Что дальше?
— Дальше? — Девушка растерянно похлопала ресницами, но тут же взбодрилась: — Дальше… я приехала в Москву.
— Когда?
— Сегодня. Только что.
— Я счастлива, — язвительно и колко проговорила Евгения Гавриловна. — Уж не имеете ли вы в виду, что собираетесь с вокзала нагрянуть ко мне домой?
— Имею, — наивно подтвердила девушка и добавила успокоительно: — Вы не волнуйтесь, я вас сильно не стесню. Завтра же пойду работу искать, устроюсь в хорошее место, денег подкоплю и сниму свое жилье.
— А до этого, значит, ты собралась жить у меня?! — От возмущения тетка мигом перестала надменно-вежливо «выкать», тон ее утратил ледяную сдержанность и сделался откровенно грубым и сварливым. — Нет уж, милая! — решительно произнесла она. — Я тебя никогда в жизни не видела, а мать твою лишь однажды. Нечего шляться в Москву, кому ни попадя, да обременять людей. У меня и так одна комната, и та двенадцать метров.
— Я на кухне могу, — робко возразила девушка, уже отлично понимая, что расчеты ее провалились самым плачевным образом.