И великан продолжал: корабли, которые последуют за тобою, тем же путем, встретят неумолимых врагов — утесы и скалы этого берега. «Я отомщу за открытие моего убежища», — изрекает он под конец.
«Кто же ты?» — спрашивает поэт устами капитана Васко да Гамы. И чудовище отвечает: «Я — тот большой мыс, который вы, португальцы, зовете мысом Бурь; ни Птолемей, ни Плиний, ни Страбон, ни Помпоний никогда меня не знали. Я стою здесь на грани Африканского материка и южных стран. Я был братом титанов, которых родила земля; имя мое — Адамастор». Как и его братья, многочисленные сыновья Геи — богини земли, он сражался с Зевсом и другими богами за власть над миром и, как и они, был побежден. Правда, в отличие от них, низвергнутых в мрачный Тартар, его наказали иначе: его тело превратилось в громадный ком земли, кости — в утесы, образовав страшный мыс, мимо которого и предстояло проплыть каравеллам португальцев.
Когда-то, еще при Генрихе Мореплавателе, наитруднейшим препятствием для португальцев в Атлантике был мыс Бохадор — самая южная точка на западном африканском побережье, известная тогдашней географической науке. На пути к этому мысу приходилось преодолевать не только коварные отмели, взрывающие поверхность воды на многие километры вокруг и которые, как считали, отбрасывали корабли в открытое море, но и не менее страшные басни об ужасающих чудовищах, обитающих в море за этим мысом, о том, что всякий, кто осмелится пройти мимо Бохадора, непременно обратится в пепел или будет сварен заживо, и другие суеверия, способные тогда отпугнуть любого смельчака. Когда же каравелла Жиля Эаннеша в 1434 году прошла страшный Бохадор, то оказалось, что море за ним нисколько не отличается от обычного, а на земле растут те же, что и в Португалии, растения.
Преодолев этот рубеж, португальские каравеллы отважно устремились на юг, опровергая древние небылицы и страх, так долго удерживающий европейцев на пути в Индию. Полвека спустя Бартоломеу Диаш воплотил заветную мечту португальцев — обогнул острый мыс, выступавший далеко в море на самой южной оконечности Африки. Он назвал его мысом Бурь.
Камоэнс увидел коварный мыс в лучах утреннего солнца. Шторм, разразившийся ночью, кончился. «Сан-Бенто» благополучно обогнул южную точку Африканского материка и «вошел в Левантское море», то есть в Индийский океан.
Продвигаясь дальше вдоль восточного побережья Африки на север, моряки «Сан-Бенто», как когда-то и спутники Васко да Гамы, увидели на обрывистом берегу белый столб. Это была веха — «падран», поставленная Бартоломеу Диашем, «предел открытий другого португальского отряда, опередившего нас в этих отдаленных странах», — говорит Камоэнс словами Васко да Гамы. Отсюда начинались новые пути, неизвестные европейцам. И моряки «плыли наудачу, то разбиваемые бурями, то останавливаемые штилем и постоянно окруженные страшными опасностями».
Туземцы, которых приходилось им встречать, производили самое благоприятное впечатление. Камоэнс с симпатией описывает их гостеприимство, народные пляски, радушие и доброту. К сожалению, «не понимая их языка и не имея возможности получить от них какие-либо объяснения о странах, которых искали», португальцы продолжали плавание.
Вскоре они добрались до безопасной гавани. Это было весьма кстати, так как начались болезни и самая страшная из них — скорбут, то есть цинга. Многие пали духом. Поэт, которому также довелось все это наблюдать и испытать, пишет об этом так: «Тщетно искали мы Индии, переезжая от гавани к гавани; Индия точно убегала от нас… Утомившись питать надежду, постоянно обманывавшую нас, беспрестанно страдая от голода и жажды, отравленные испортившимися припасами, блуждая под новым небом, температура которого удручала нас, лишенные всякого утешения, мы ждали лишь жалкой кончины вдали от нашего отечества».
Однако утешение все же пришло. В гавани, где моряки повстречали «более образованных» негров, которые немного понимали по-арабски. И Фернан Мартинш — переводчик Васко да Гамы, выведал, что сюда заходят корабли такие же большие, как и португальские, из стран, которые солнце озаряет своими первыми лучами и где живут люди, похожие белизною лица на португальцев.