Однажды, правда, они увиделись. Случилось это во время службы в монастыре. Однако поэт не решился приблизиться к доне Марии. Ему было известно, что жизнь ее прошла в мрачной и безжалостной атмосфере придворного климата и что теперь она искала утешения и прибежища в религии и благотворительности. На смену увлечения литературой и искусствами пришла новая страсть — инфанта стала основательницей многих монастырей. В том числе и монастыря да Луз (Света), где ее и похоронили в 1577 году.
В числе благодеяний, совершенных этой прекрасной женщиной, — помощь в издании поэмы Камоэнса «Лузиады». В чем она заключалась?
По достоинству оценив грандиозное произведение, с которым ей удалось познакомиться в рукописи, дона Мария стала тайной его покровительницей. Через свою подругу, придворную даму Франсишку де Араган, инфанта нажимала клавиши. Задача состояла в том, чтобы каким-то образом заинтересовать короля новым, невиданным сочинением и склонить его подписать разрешение на издание. Действовать открыто значило потерпеть неудачу хотя бы потому, что тщеславный и заносчивый семнадцатилетний король дон Себастьян питал неприязнь к слабому полу и любая просьба, исходившая от дамы, была обречена.
Требовалось найти человека, приближенного короля, с мнением которого тот бы считался. Было известно, что самолюбивый Себастьян был столь же непокорен чужой воле, сколь непоследователен в собственных деяниях. К тому же события, происходившие в стране, мешали сосредоточиться на духовной жизни и должным образом оценить «грубую песнь», как называл сам поэт свое творение.
Однако вопреки ожиданиям поэма произвела впечатление на многих, кто с ней успел познакомиться до опубликования. В том числе на Педру де Алкасова Корнейру. На вопрос, в чем, по его мнению, недостаток поэмы, он ответил: «Она слишком длинна, чтобы выучить ее наизусть, и слишком коротка, чтобы ею пресытиться». Видимо, он испытывал искреннее восхищение и симпатию к автору «Лузиад». Но главное состояло в том, что Алкасова Корнейру был именно тем человеком, кто мог повлиять на короля. Найти путь к этому вельможе было несложно. Он испытывал симпатию к Франсишке де Араган и, чтобы угодить даме своего сердца, взялся уговорить короля. Ему удалось убедить тщеславного Себастьяна в том, что книга подобного рода будет способствовать осуществлению его замыслов. Маловероятно, что поэт сам прочитал свою поэму королю, как это нередко изображали на гравюрах. В чем, однако, не сомневаются португальские биографы Камоэнса, так это в том, что поэт преподнес королю экземпляр поэмы с надписью, в которой предрекал молодому монарху многие победы. Камоэнс действительно верил в счастливую звезду Себастьяна. Он был убежден, что король, с виду решительный и отважный, откроет для своего народа новую эру величия и славы.
Ослепленный этой одной лишь видимостью, как, впрочем, и многие его соотечественники, поэт не замечал, что, кроме напыщенных поз и театральных жестов, у короля не было за душой ничего. В сущности, слабый и бессильный, одержимый манией величия, он безрассудно пускался в рискованные военные авантюры, тяжелым бременем ложившиеся на плечи народа.
Тем горше поэт пережил крушение своего идола, когда Себастьян бесславно погиб в африканских песках в 1578 году. Впрочем, это произойдет семью годами позже, а пока что с помощью нехитрой уловки монарха превратили в покровителя великого поэта, который, в свою очередь, не замедлил воспеть своего благодетеля за покровительство его вдохновению. И вскоре, в сентябре 1571 года, последовал королевский указ. В этом весьма для нас любопытном документе говорилось: «Я, король, хочу сообщить всем тем, кто увидит этот Указ, что я его подписал и что мне приятно дать разрешение Луису де Камоэнсу на то, чтобы он мог напечатать в этом городе Лиссабоне свое произведение из зарифмованных октав, называемое «Лузиады», содержащее десять совершенных песен, в которых поэтически, в стихах, говорится об основных деяниях португальцев в различных областях Индии, после того как там была открыта навигация по повелению короля дона Мануэла, моего прадеда, да упокоит господь его душу, и я разрешаю ему напечатать свою поэму с привилегией в десять лет, которые начнут отсчитываться со дня, когда указанное произведение будет напечатано, и впредь нельзя будет ни напечатать, ни продать эту книгу в моих владениях и королевствах, ни вывезти за пределы государства, ни привезти с собой в указанные районы Индии, чтобы продать без разрешения вышеозначенного Луиса де Камоэнса или человека, который будет облечен властью в этом вопросе, а если кто совершит обратное, ему придется заплатить штраф в пятьдесят крузадо и отдать напечатанные или предназначенные для продажи тома половину в пользу вышеозначенного Луиса де Камоэнса, а другую половину в пользу того, кто будет обвинять нарушителя. И прежде чем указанное произведение поступит в продажу, на нем будет обозначена цена, установленная моими королевскими агентами, о чем будет объявлено и напечатано на титульном листе, чтобы все это видели, и прежде чем быть напечатанной, книга должна быть показана и рассмотрена в Главном совете святой инквизиции, на предмет ее разрешения на печатание…»