– Сам знаешь. Жертву надо... Как деды делали.
Кузьма замолчал, смотрел, как разбирают кладку.
– Посмотрим. Может, уляжется камень...
С того дня веселья на стройке не стало. Быстро, слаженно работали все, подгонять никого не надо было. Каждое утро спешили стены обойти, особенно внимательно Кузьма оглядывал тот угол, под которым лежал Чертов камень. Стена держалась. Вывели к окнам, поставили опалубку под них.
Ждали князя – обещался быть, лично убедиться, что стройка начата, что деньги расходуются исправно.
В то утро солнце через облака на востоке кровавилось мутной пятном, долго не выходила. И потом светило, как через завесу.
Князь появился ближе к полудню.
Замерли все перед монастырем, сняли шапки. Князь со своей свитой прежде заглянул в храм, и, видимо, остался доволен: вышел с улыбкой. С горки от костела, осмотрел стены монастыря. И вдруг его глаза сузились, ноздри стали раздуваться:
– А это что?!
Не показал никуда, но все головы моментально повернулись к одной точке – туда, к тому углу, стоявшем на Чертовом камне. Там дрожала, качалась каменная стена, словно была из соломы.
И рухнула.
Князь в ярости медленно повернулся и процедил:
– На дыбу отправлю! Всех!
Когда пыль улеглась, вошли внутрь монастыря.
– Разбирать, – приказал Кузьма, а сам, увидев знак, повлек за собой Тимофея: – Пойдем, монах зовет.
Монах стоял на горке, и, кажется, никуда не уходил, даже когда князь здесь был.
– Что дальше делать будете? Или на дыбу?
– Мы знаем, что дальше, – глядя монаху на ноги, заговорил Тимофей. – Ты только нам не мешай. Жертва будет.
– Службу нужно, – заупрямился Кузьма. – Для вашего бога храм строим, для служителей его. А потом уже, если не поможет.
– А этот бог – не твой? – вдруг воровато спросил монах. – Когда служить своему богу, я знаю. Пусть пока что тебе твой помогает. Делайте по-своему.
Кузьма вздрогнул, отклонился от монаха:
– Да крещен я, и отец крещен был, и крест на мне!
– Знаю, иди, – приказал монах, и Кузьма тяжело повернулся и пошел к рабочим.
Тимофей стоял, не услышав разрешения идти. Монах протянул ему руку из складок рясы:
– Возьми.
В угодно подставленную ладонь Тимофея лег небольшой нож с деревянным черенком. Лезвие овальное, из черного железа, совсем короткое, широкое и толстое. Но острое. А черенок обвязан тонкой странной бечевкой. Тимофей взялся за него и задрожал, неожиданно поняв, что бечевка та – человеческие жилы, а нож вовсе не прост. Разволновался – такое доверие ему высказывали впервые.
– Вспоминай, чему научен. Иди!
***
– А может, все потому, что камень большой, никак не уляжется в земле? Тяжеленный он, а там под ним, как копали – песочек, весь беленький, чистый-чистый и мягкий совсем, – робко говорил Савва Кузьме, когда после разбора разрушенной стены они присели вдвоем.
Все остальные разошлись, чтобы назавтра начать снова. Огромный пролом смотрелся уродливо в возведенных стенах монастыря.
– Не даст Велес над собой измываться, – задумчиво ответил Кузьма. – Жертвы требует.
– Какой Велес? – удивился Савва. – Мы ведь про Чертов камень говорим, разве нет?
Кузьма исподлобья посмотрел в ту сторону, где днём стоял монах. Сейчас там было пусто, и он тихо заговорил:
– То для них-то, для чужаков, камень – чертов. А мне мама говорила, что бог наш, свой, которого Велесом называют, камни нам оставил. Перун на него за то обиделся, так как камни помощью нам были, и сила в них наша и защита. Велес нас от Перуна защищал, учил хлеб выращивать и скот разводить. Монахи, что нам о Христе рассказывают, его чертом назвали. Говорят, что по-ихнему их бог черта тоже с неба сбросил. Да пусть будет черт, только наш он... Уничтожить они камни хотят, сколько я времени строю – все на камни Велесовы норовят свои храмы поставить.
– Так что, наш бог – не этот, что ли? – Савва осторожно тронул нательный крестик на бечевке.
– Не знаю я, – обозлился непонятно чего Кузьма. – Мы вон сколько лет со своими богами жили и ничего, дети росли, нивы родили.
– А какой жертвы Велес требует? – осторожно спросил Савва.
– Завтра и порешим, – ответил Кузьма, поднялся тяжело, оглянулся на стену: – Будь ты проклята...
…Работу начали, а монаха никто не увидел. Посчитали это недобрым знаком. И чувствовали рабочие, и помощники, что день сегодня будет особенный – Кузьма не дает приказа возводить поваленную стену, занимает рабочих мелочью: камни чистили, кирпич перебирали, песок сеяли. Только Тимофей в одиночестве работал у той стены. Один, никого не звал, только камни ему подносили и у ног клали, раствор подавали. Тимофей кладку делал быстро, лихорадочно даже, и, видели, шептал что-то про себя, сплевывая в середину стены. Остановился, сделав то, что хотел, подошел к рабочим.