— И что мне нужно будет сказать? — начал я переговоры.
— Что ехал один, попал в аварию… Все.
— Кстати, а что там случилось, на дороге?
— Да что случилось! Прапорщик, пьянь эта! Мотнуло его прямо в лоб нам. Ты в сторону. Колесо попало в яму, и мы полетели в лес. Валдис, кстати, тоже здорово башку разбил…
— А прапорщик?
— Да что прапорщик! Сука драная. Притормозил слегка, посмотрел в зеркальце и дальше почесал…
«Почему прапорщик и почему пьяный? — подумал я. — Как он это определил, если тот даже не остановился?»
— Ясно, — сказал я вслух. — Значит, вы хотите списать все на меня.
— Ну… — Формулировка не совсем понравилась Гришаеву, но не слишком смутила его. — Примерно так.
— А что мне за это будет? — задал я резонный вопрос.
— Что будет? Ну, во-первых, как я уже сказал, двадцать пять тысяч. Во-вторых, конечно, потреплют нервы следователь и какие-нибудь людишки с завода. Но тут ведь все ясно: несчастный случай. Форс-мажор, так сказать. На худой конец, права отнимут. Но тебе ведь пересдать — раз плюнуть.
— А что следователь? — насторожил меня этот нездоровый оптимизм.
— А что следователь? Нет у нас статьи за попадание в аварию. Тем более, что ты… — Гришаев ухмыльнулся. — Здорово ты придумал с этой амнезией. Даже доктора поверили. Так что ты вообще блаженный. А с блаженного на Руси взятки гладки.
У меня остался последний вопрос, который я собирался задать.
— А почему врач говорит, что меня привезли какие-то «зеленые»?
— «Зеленые»? Так они еще и зеленые были? Забавно. — Гришаев странно улыбнулся. — Ну, тут дело в следующем. Мы же не могли тебя бросить. Пришлось дожидаться в кустах, пока кто-нибудь проедет и заберет.
— Но они говорят, что машина вспыхнула у них на глазах.
— Да? Врут, козлы.
— Зачем им врать?
— Мало ли. Может, надеялись на медаль за героизм. Они такие штуки любят… Да ты что, не доверяешь мне?!
Я сказал, что доверяю. Мы заключили сделку. Так я впервые потерял кусок из своего прошлого. Но тогда я не жалел о нем: двадцать пять тысяч были достойной компенсацией за пару страниц памяти…
Глава III
Нет, в этот раз по голове меня не били. Осталась бы шишка, а тщательно ощупав свой черепок пальцами, я ничего не обнаружил. Что ж, будем действовать дальше по моему методу воскрешения забытых событий.
Открыв ежедневник на нужном месте, я убедился, что последних страниц в нем нет. Жаль, но ничего не поделаешь. Я стал выкладывать на стол содержимое бумажника. Все, до последней соринки.
Немного наших «деревянных», которыми побрезговали боевики, просроченная карточка «Столичного», карточка метрополитена, календарь. Запустив пальцы поглубже, я наткнулся на деревянную зубочистку.
Порывшись еще, извлек две бумажки. На одной, смятой до размеров рисового зернышка, записаны номер международного телефона и имя — Нина Полеску. Трех цифр не хватает. Это тоже мое изобретение. Вынужденный на всякий случай — вдруг она сгинет в очередном провале? — записывать важную информацию, я хоть как-то могу обезопасить ее от похитителей. Бумажка и зубочистка лежат вместе не случайно: на гладких боках щепки сделаны крохотные зарубки. Три ряда вмятин от ногтя — пять рисок, две и четыре — недостающие цифры телефона. Кстати, и здесь не без подвоха: сначала идет предпоследняя цифра, потом последняя и третья от конца. Так что я номер восстановлю легко, а чужаку придется поломать голову. Вот только я не помню, что это за номер и когда я его записал. Кто такая эта Нина Полеску? Кто дал мне ее телефон и зачем ей звонить? Без сомнения, она как-то связана с Наташкой.
Развернул вторую бумажку. Пусто. То, как листок сложен, не оставляет сомнения, что в нем что-то лежало. Что-то маленькое. Может быть, таблетка? Я предпочитаю таскать с собой обезболивающее. После зоны я долго мучился зубами, и страх перед приступом боли стал своего рода навязчивой идеей. Поскольку проблем с башкой мне уже хватало, я решил страховаться. Правда, лекарство я носил в фабричной упаковке. Носил до тех пор, пока таблетка не обращалась в прах или не протирался фантик. Зубы меня больше не беспокоили, но с анальгином было как-то спокойнее.
Я встряхнул бумажку. Не похоже, чтобы в ней лежала таблетка: остались бы крошки. Да и, знаете, после отсидки у меня появилось благоговение перед «колесами», так что не стал бы я заворачивать медикамент в бумажку. Хотя ведь таблетку мог дать мне кто-то другой…