Мужчины же ходили к дяде Аслану. Его комнатушка, в которой стояли одно крутящееся кресло перед большим зеркалом и диван с маленьким столиком, никак не называлась. Никакой вывески, как и записи: все ждали в общей очереди. Да и какая там очередь – мужчины заходили, пили кофе, курили во дворе, разговаривали. Убирать и варить кофе дяде Аслану помогала тетя Венера, одинокая родственница, сестра покойной жены. Она помогала не только с комнатушкой, но и вела дом – мужчина не может жить без женского пригляда.
Дядя Аслан владел обычным тогда навыком, ставшим теперь редким, – брил мужчин острой бритвой. Рядом с зеркалом висел ремень, на котором дядя Аслан точил свою бритву. Даже тете Венере не дозволялось ее трогать или перекладывать, как и ножницы, которые дядя Аслан тоже точил сам, не доверяя ни одному точильщику. Его комнатушка, цирюльня, находилась рядом с редакцией газеты, где работала моя бабушка. И когда мне надоедало бегать из редакции в типографию и обратно, я отправлялась к дяде Аслану. У него было интереснее.
Главным моим развлечением у дяди Аслана было кресло. Мне разрешали на нем крутиться. Целую полку в цирюльне занимали флаконы с пшикалками – пульверизаторами. Они очень вкусно пахли, и я таких никогда нигде не видела. Флаконы были синего стекла, но разной формы. А пульверизаторы разных цветов. Нужно нажать на такую грушу, подставив флакон к лицу, и пшикнуть. Запах разлетался по всей комнате. И это был не огуречный лосьон, и не одеколон «Саша», и уж тем более не «Тройной», а какой-то другой запах. Дядя Аслан говорил, что это обычная розовая вода, только мужчинам этого знать не надо.
Непонятно, почему мужчины не хотели знать про розовую воду, когда почти все женщины использовали тройной одеколон в качестве антисептика. Ребенок упал и разодрал коленку – надо залить тройным. Порезался – тоже сначала тройной, потом зеленка. Только женщины знали, что одеколон считается лучшим средством против излишней потливости и запаха – про дезодоранты в селе никто не слышал. Так что в нашем селе все было не так, как у всех, – женщины пахли тройным одеколоном, а мужчины – розовой водой.
Дядя Аслан не доверял появлявшимся в продаже мыльным палочкам для бритья и разнообразным мылам, предпочитая свое собственное изобретение и производство. Тетя Венера терла на самой мелкой терке детское, земляничное мыло, добавляла в него глицерин, настойку мяты или календулы и немного крахмала – тогда пена становилась пышной и стойкой. Она хорошо мылилась на помазок – кисточку для бритья.
Мне нравилось смотреть, как дядя Аслан точит бритву, – это было похоже на ритуал, тайное действо. Он делал все медленно, аккуратно, будто любуясь. Когда я спросила, можно ли мне попробовать, он резко ответил «нет». Я обиделась и чуть не расплакалась. Но все равно пришла в цирюльню на следующий день. Дядя Аслан, кажется, мне обрадовался и выдал маленькую бритву. С тех пор я приходила к нему почти каждый день, и он учил меня точить, рассказывал про рост волос, который следовало учитывать при бритье.
– Чему ты учишь девочку? – ругалась тетя Венера. Специально для меня она пекла печенье или пирожные, которые никто в селе больше не пек. Тетя Венера призналась, что это грузинские пирожные. У нее когда-то был жених из Грузии, но родные запретили им жениться. А она в память о своей неудавшейся личной жизни научилась их печь. Попросила никому об этом не рассказывать, даже бабушке. Так что я хранила уже две тайны – про розовую воду и грузинские пирожные.
Мне нравилось наблюдать за работой дяди Аслана – как он брил кому-то шею, аккуратно натягивая и сдвигая кожу. Как подстригал брови, орудуя маленькими ножницами и крошечной расческой. Настоящий мастер, наслаждающийся любимым делом.
Иногда к дяде Аслану приходили женщины. Чаще всего Луиза.
– Аслан, дорогой, уже перережь моему Жорику глотку! Умоляю! Не могу больше терпеть! – кричала она.
– Что опять случилось, дорогая? – в комнатушке тут же возникала тетя Венера с чашкой кофе.
– О, он хочет себе новый костюм! – продолжала кричать Луиза. – На свадьбу Софы!
– Свадьба Софы? Которая дочь Теймураза? Я не знала, – удивлялась тетя Венера.