— Болван! Дубина стоеросовая!
Зачерпнув рукой снег, Афанасий прижал его к рассеченному лбу и все силы вложил в знак затворения крови. Да что толку? Вот она… свежая, много ли чертяке надо… Колдун уже ощущал, как приближается почуявший кровь разъяренный Владимир. Неужели конец? Ну уж нет! Не бывать Афанасию чертячьим обедом!
Он пополз туда, где снег был усыпан серебряным порошком, и начал старательно стирать кровь с лица и засыпать окровавленные льдинки посеребренным снегом. Серебро хоть немного отобьет запах, и тогда, возможно, черта удастся удержать Кровью колдуна.
Голова гудела и раскалывалась. Перед глазами стояло багровое марево. Где же Владимир? Афанасий все сильнее ощущал его ярость, но самого черта видно не было. Откуда-то издалека донеслись полные ужаса вопли, но Афанасий не обратил на них внимания. Холод пробирал до костей, но, может, это и к лучшему… кровь замерзнет… смешается со снегом и окажется под коркой льда… черти не любят воду и лед… и серебро…
Сознание плыло, звуки сливались в один невнятный гул. Но вдруг настала тишина, и в ней Афанасий услышал скрип снега. Он поднял голову.
Чертяка… это был он. Изображение двоилось как у в стельку пьяного, и Афанасий отчетливо понял, что никакое оружие он применить не сможет: любое усилие — и он потеряет сознание. И тогда он сделал единственное, на что хватило сил — выставил щит.
— Не… подходи… — прохрипел он.
Черт не двинулся с места. Неужели еще слушается приказа?
А может, это не Владимир?
Афанасий попытался сфокусировать взгляд. И это у него получилось.
Да, это был его чертяка. А в руках он сжимал треклятую шубу. Шубу…
Черт не собирается нападать…
Афанасий чему-то усмехнулся, и свет окончательно померк.
На лоб легло что-то холодное, и Афанасий очнулся. Осторожно приподнял веки и в тусклом свете масляной лампы увидел знакомое лицо. В голове вместе с болью всплыло имя. Петр Стригунов, канцелярский чародей. Лоб приятно холодила мокрая тряпица.
— Где мой черт? — хрипло спросил колдун, окончательно открывая глаза.
И увидел за спиной чародея знакомую дверь в гостиную. Выходит, он лежит в собственной спальне.
— Очнулись, Афанасий Васильевич, радость-то какая. За дровами ваш черт убег, печку натапливает. Тепло вам сейчас надобно, шутка ли, за окошком вороны на лету замерзают. Пусть вы и не долго на снегу пролежали…
— Не сожрал, значит… — пробормотал Афанасий, — домой принес.
— И не только принес, а сразу же за мной примчался. Стучал так, что едва дверь не вышиб, я уже и ложиться собирался. А тут он. Очень предан вам черт, цените его.
— Ценю, — Афанасий протянул руку к раскалывающейся голове. — Что там?
— Ссадина и огромный шишак сзади. Хороший я вам знак затворения поставил, а? — Петр подмигнул.
— Да… кровь-то… и правда мигом застыла.
— Ну-у… — протянул чародей, — еще повезло, что морозище такой. Хотя как сказать. Вам бы вот что сейчас, пить горячего побольше да лежать. А то не дай Бог застудились. Давайте-ка мы вас еще посмотрим.
Чародей откинул одеяло и коснулся груди.
Афанасий поморщился.
— Я так и думал. Синяки. И ребра либо ушибли сильно, либо сломали. И живот… — чародей провел ладонью вниз, и Афанасий почувствовал сильное тепло, исходящее от его рук.
— Мне показалось, что там что-то лопнуло, — колдун выдавил из себя вялую улыбку. Петр озабоченно кивнул.
— Велите этой ночью черту своему дежурить у постели, — сказал он. — А завтра по нужде сходите, и пусть он все мне принесет.
— Если не помру до утра, — усмехнулся Афанасий.
— Не помрете, — заверил чародей, — куда вам сейчас помирать. Полежите с недельку и будете как новенький.
Афанасий нахмурился. «Неделя… за неделю начальника десять раз сожрать успеют, и следов не останется».
Сомнений не было: те, кому «велели» напасть на следователя, связаны с делом. Несостоявшиеся убийцы — не колдуны, и с колдунами дело иметь не привыкли. Колдунов обычно душат удавкой, но дело это хлопотное — убить колдуна, особенно боевого, не так-то просто. Хотя эти ребята оказались весьма сноровистые, и цели своей почти достигли. Если бы не случайность…
Чародей поднялся со стула.
— Оставлю вас, Афанасий Васильевич, время позднее.
— Сердечно благодарю… — Афанасий закашлялся.
Когда дверь захлопнулась, он едва слышно позвал:
— Чертяка!
Тот немедля появился возле кровати, опустился на колени и принялся озабоченно разглядывать хозяина. Нарушение правил, но у Афанасия не было ни сил, ни желания ругать черта.