Изнурительный переезд в то время, когда я едва оправился от продолжительной болезни, вследствие обвала в руднике, а в особенности быстрый переход от теплого и здорового климата, каков в Новом Южном Уэльсе, к сырой и влажной атмосфере южных морей — без сомнения были причиной этого неуместного возврата болезни.
Во время моего принужденного бездействия Мусграв продолжал поиски руды, но безуспешно. Я не знаю — не удалось ли ему найти ее, или она вовсе не существует.
Что касается морских львов или других тюленьих пород, они были очень редки. В продолжение целого месяца, пока шхуна оставалась на якоре; в Абрагамс-боссом, мы поймали их только пять штук, из которых один был чрезвычайно жирен. Мы вытопили из него пятьдесят литров жира. Это замечательное животное, имевшее весу не менее шестисот килограммов было нам памятно, и когда мы говорили о нем, то называли не иначе как Old-Cristmas, в память дня, в который убили его.
Так как пребывание на острове Кампбеле нам казалось бесполезным, то мы решились уехать и не направляться более на юг. Самое благоразумное было возвратиться в Сидней, ограничившись посещением группы Аукландских островов, находившихся у нас на дороге.
29 декабря мы снялись с якоря и простились с островом Кампбелем.
Хотя я еще не вставал с постели, однако взял на себя ведение журнала, из которого и извлекаю следующие строки:
30 декабря, 6 часов вечера. Сильный западный ветер, небо покрыто облаками, грозит непогода.
Мусграв сказал, что заметили группу Аукландов к N. О., милях в тридцати расстояния. Мы идем на север.
31 декабря, 2 часа утра. Мы поворотили к Z. О.
Час пополудни. Шквалы с запада. Ветер варьируется от N. О. до Z. О. Я никогда не видел такого взволнованного моря; оно словно кипит и бросается со всех сторон на палубу.
4 часа. Волнение продолжается, но более правильное.
8 часов. Дождь, который было перестал, возобновился с новою силой; туман сгустился и ветер сильно посвежел. Мы легли в дрейф.
1 января 1864, 2 часа утра. Погода изменяется, мы поставили фок и грот.
10 часов. Ветер умеренный, небо ясное, повышение барометра.
Мы огибаем землю. Прелесть погоды соблазняет меня выйти на палубу — подышать чистыми воздухом и насладиться видом берегов острова Адама; но я еще так слаб, что едва могу сделать несколько шагов. Мусграв кличет Жоржа на корму, велит ему принести мой тюфяк и положить его на каютном люке, потом выводить меня на палубу, где я несколько времени держусь за снасти; но скоро я принужден улечься на тюфяк, где лежа на подушке, могу наслаждаться видом.
Лежа на подушке, я мог наслаждаться видом.
О, как отрадно влияние солнечных лучей на изнуренные члены, после долгого заключения в каюте на жесткой и влажной постели! Как освежителен и приятен ветер, обвевающий мне лицо! Какое счастье чувствовать обновление своих сил и возвращаться к жизни после того, как был на краю гроба! Когда я подумаю, что мог умереть в этом позабытом уголке света, вдали от всего, что люблю, не попрощавшись со своими, не пожав им в последний раз руки… Сколько несчастных погибло таким образом! Через много лет случай приводит постороннего исследователя, который открывает их следы: "Кажется другие предупредили меня здесь", — говорит он, и это холодное замечание служит единственной надгробной речью, произнесенною над ними. О, с какою глубокою признательностью я благодарю небо, что оно избавило меня от этой раздирающей сердце участи!
Мы не более как в трех километрах от острова Адама и ясно можем видеть исполинские скалы, на которые бросается еще разъяренное море; иногда волна попадает в трещину и производит гул, подобный грому, доносящийся к нам по в ветру. В центре острова подымаются два круглые конуса, похожее на сосцы. Мусграв с помощью секстана измерил их высоту, которая в одном не превосходить двух тысяч пятисот, а в другом двух тысяч двухсот футов. Многие небольшие потоки быстро текут с горы и превращаются в каскады, которые, достигнув конца утеса, низвергаются с него и падают в море только белым паром, в которых лучи солнца преломляясь представляют нам все цвета радуги.
Ясность погоды и прелесть картины приводят меня в восторг. Кровь моя, недавно волновавшаяся от лихорадки, теперь мирно течет в моих жилах, правильное биение которых я едва слышу. Я не верил, чтобы можно было ощущать подобное благосостояние. По видимому все мои товарищи рады видеть меня на палубе, все спешат наперерыв сказать или сделать что-нибудь мне приятное.