Очнувшись от воспоминаний, я который раз сжала в ладони холодный, словно лед, любимый серебряный медальон Кристель. Он никогда не нагревался, даже когда сестра надевала его на студенческие балы, где он сверкал в отблесках магических огней.
Перед глазами всплыл еще один полузабытый день из прошлого: я будто наяву вновь увидела, как Кристель кружилась перед зеркалом, восторженно прижимая его к груди, словно величайшую драгоценность.
— Смотри, Элис! — щебетала она, и ее голос звенел от восторга, — это настоящий антиквариат! Говорят, его носили при дворе самой королевы Амариэль!
— Королева Амариэль правила триста лет назад. Наверняка это безделушка из лавки с Рыбного рынка, — фыркнула я, поглощенная изучением артефакторики, раздраженно отбросив учебник на кровать.
Но сестра лишь театрально закатила глаза, демонстративно поправляя непослушный локон.
— Ох, Элли, как же жаль, что ты совершенно не разбираешься в истинной красоте, — парировала она с притворным вздохом, а в ее голосе прозвучала привычная нотка превосходства.
Очнувшись от наваждения прошлого, я с горькой улыбкой щелкнула крышкой медальона. Под хрустальной линзой хранилась чудом сохранившаяся под заклинанием стазиса золотистая прядь ее волос — словно застывший луч летнего солнца. Для меня этот медальон давно перестал быть для меня просто серебряной безделушкой: он превратился в символ моих усилий и надежд, а теперь еще стал и магическим якорем, который позволит мне вернуться в прошлое.
Двадцать лет одержимых поисков… За эти двадцать лет я стала лучшим артефактором империи, профессором с не одной дюжиной патентов, женщиной, которую цитируют в учебниках, изучая мои открытия и достижения. Но все это — лишь ступени на пути к единственной цели. Сотни истрепанных чертежей, десятки безжалостно взорванных лабораторий, бесконечное количество шрамов на пальцах — и вот он, мой шедевр, единственный в своем роде: хроноскоп размером с наручные часы, способный подчинить себе саму ткань времени. Артефакт на столе гудел, раздражительно жужжа, а его латунные шестерни торжественно сверкали в рассветных лучах.
— Ты уверена, что это сработает? — за спиной раздался хрипловатый голос моего близкого друга, единственного человека, которому я могла абсолютно доверять. Питер Томсон, самый молодой в истории академии декан факультета алхимии, нервно постукивающий пальцами по косяку. Человек, который мог бы изобрести эликсир бессмертия, но вместо этого бесславно потратил со мной почти двадцать лет на погоню за призрачной мечтой.
— Если я создала машину времени только для того, чтобы сомневаться, — как можно безразличнее пожала я плечами, нарочито резко поворачивая регулятор частот, — значит, мне пора менять профессию на предсказателя погоды.
Он подошел ближе и обнял меня за плечи, без слов считывая мое волнение, и в потускневшем зеркале на стене напротив мелькнула наша пара: профессор артефакторики с мешками под глазами, больше похожими на синяки, и гений-алхимик со стареньким потертым кожаным браслетом на левой руке — подарком, который он так и не осмелился вручить Кристель, стыдливо пряча его в карман во время их мимолетных встреч в коридорах академии. Глупость ведь — дарить браслет девушке, которая, щурясь, переспрашивала при встрече: «Ты… с факультета зелий или учишься вместе с Элли?».
Мы познакомились с ним в конце первого курса, будучи студентами одного потока, но разных магических направленностей, он — влюбленный поклонник моей красавицы-сестры, и я — не считавшая значимым ничего вокруг, кроме науки. Постепенно подружившись, во время учебы мы часто придумывали и реализовывали совместные проекты, болтая параллельно обо всем на свете и доверяя друг другу самые страшные секреты. И вот теперь самым главным проектом и его, и моей жизни стала попытка изменить события прошлого.
— Четыре заряда, — произнес он, бережно касаясь хроноскопа на моей руке, отчего прибор тихонько завывает, словно встрепенувшийся зверь, — всего три попытки переписать историю. На четвертом заряде ты должна вернуться, даже если… — он запнулся, судорожно сглатывая, — проверь еще раз настройки! Я буду ждать здесь, в 3275 году, ровно в девять часов утра. Для меня пройдет всего пять минут, но я не знаю, как мне их пережить, если честно…
— Ты даже не прочитаешь мне очередную лекцию о хрупкости временной ткани? — намеренно спокойным тоном уточнила я, проверяя надежность застежки ремешка-фиксатора хроноскопа, хотя внутри меня бушевал настоящий ураган эмоций. Но если я покажу ему, как сильно волнуюсь, то он ведь будет переживать еще больше…