Целая толпа образовалась близ дома Дрона. Кто-то из гончаров, не разобравшись, принес с собой образцы чаш, сосудов и кубков, примериваясь — нельзя ли чего продать. Кто-то без всякой торговой мысли захватил с собой свои изделия, чтобы только блеснуть перед высокими гостями. Получилась целая выставка. Герофила шумно восхищалась, брала в руки то бокал, то глиняную фигурку. Потом отошла, посмотрела со стороны и сказала:
— Керамики.
Никто ничего не понял. И Тезей не вполне догадывался, куда клонит Герофила. Спрашивать у священной гостьи, о чем она и какое, может быть, азиатское слово употребила, не решались. Один Дрон поинтересовался:
— Это по-какому?
— Если хотите, то по-аттически, — опять загадочно, уже явно подчеркивая голосом некий смысл, — ответила Герофила.
— Керам, — добавила она, помолчав, — сын Диониса и Ариадны. Да благославит всех вас бог Дионис. Сдается мне, что у этого места будет свое название.
На легкомысленного сукновала, видимо, пророчица произвела меньшее впечатление, чем на других. Ему таскаться повсюду с собственными соображениями, словно с игрушками, было способнее, — что там слушать других.
— Поговаривают, что сынишка-то бога более на Тезея смахивает… — дурашливо брякнул он.
Все дружно загоготали. Однако Герофила, став серьезной, не разделила внезапного веселья. Она обвела смеющихся строгим взглядом жрицы, и гогот затих. Опасно дразнить богов.
Вдруг пророчица улыбнулась:
— Может быть, и Тезея.
Смех снова возник в толпе, но пролетел над нею осторожно и быстро стих.
— Ты, Феокл, словно еще до весны хочешь крапивы нащипать, — Дрон одернул все-таки сукновала. — Так и тянет тебя забежать вперед… Мастера, — обратился он к своим сотоварищам, — Тезей собирается ставить храм Дионису. Что скажете?
— Где? — спросил кто-то. — Здесь?
— Нет, — отрицательно помотал головой Тезей, махнув в сторону городских домов, — рядом. Почти здесь. Прямо у вас — грязновато для бога.
— Неумытый Керамик, — пошутили в толпе.
Так у района ремесленников, действительно, появилось название.
— Вот, вот, в грязи живем, а надо прибраться, — повысил свой голос Дрон. — Рядом с храмом стоять будем.
— Вы же все умеете, вы — такая сила, — добавил от себя Тезей.
— Сила… — повторил сукновал Феокл и даже крякнул. — Крышку-то на кипящем горшке тоже сила подбрасывает, да как ее взять, эту силу.
Босоногий сукновал был исконным афинянином. Но сейчас он имел в виду даже не себя и таких, как он, или не столько себя, сколько бесправных своих товарищей по ремеслу.
— Храм строят все вместе, — выделился еще один голос из толпы, — и каменотесы, и пильщики, и позолотчики. Никто не спрашивает: чужой или свой. А в жизни…
— Надо назначить срок, после которого человека принимают в полис, — добавил кто-то.
Вс но и против не выступали.
— Есть мысль. Те, у кого в городе нет настоящих домов, стройте их тут вместе с мастерскими. Хватит жить в здешних норах и ютиться по углам в Афинах, — предложил Тезей.
— Если в городе не хватает места для мастеров, они сами должны его расширить, — добавила Герофила.
— Я же всем, чем могу, буду вам способствовать. Керамик для царя станет его землей. И пусть над ней не скудеют заботы бога, — сказал Тезей.
— Эвоэ, Дионис! — раздались голоса. — Здоровья тебе, Герофила.
На прощание Дрон заверил Тезея:
— Мы тебя поддержим во всем.
На обратном пути Тезей спросил Герофилу:
— Про Керамик ты сама придумала или это можно рассматривать как пророчество?
Герофила рассмеялась:
— А чем это не пророчество… иногда трудно отличить пророчество от хорошей мысли.
И помолчав, вдруг вздохнула:
— И уж всякому доступно пророчество о том, что нам скоро с тобой расставаться.
Третья глава
С приездом Герофилы братья редко оставались один на один. Когда такой момент выдался, Тезей сказал Поликарпу:
— Я постараюсь ввести в Афинах культ Афродиты Небесной.
— Хочешь приучить своих афинян к культу для избранных, — улыбнулся тот.
— Избранных только и можно объединить по-настоящему.
— Слышу речи Герофилы… Однако твои палконосцы лучше понимают народную Афродиту.
— Афродита площадей, это доступно всякому, — возразил Тезей.
— Но и понятно.
— Поликарпик, общее и так есть у всех… Говорить об этом каждому, все равно, что обманывать… Ему это и без тебя доступно. Тут не надо ума, чтобы понять друг друга.