Буров не мог усидеть на месте. Огромными шагами он расхаживал по кабинету, останавливался перед роялем, с шумом открывал и закрывал его крышку, круто поворачивался и говорил с яростным напором.
Овесян, обычно легко возбудимый, вспыльчивый, выслушивал нападки с каменным лицом. Может быть, он относился к Бурову еще как к больному.
Буров не щадил своих былых руководителей, критикуя выбранный ими путь решения задачи, противопоставляя ему свой, во всех деталях продуманный во время болезни.
Овесян поморщился:
— Фонарный бунт какой-то! Выздоровел ты на нашу голову, бушуешь, как тайфун… Тормозные центры у тебя не все действуют. В другое время не простил бы…
— В другое время я не говорил бы так напрямик, Амас Иосифович, дорогой!.. Сейчас нужно решить главное. Нужно не собирать природные крохи «А-субстанции», а научиться создавать ее искусственно.
— Но как? Добыть «А-субстанцию»? Чтобы получить крохи, о которых ты говоришь, мы на миг создали целый подземный институт для твоего «Ядра галактики». И чуть тебя не потеряли…
— Но мы приобрели очень многое! Смогли изучить полученные крохи «А-субстанции», познать ее!..
— Что же ты теперь хочешь создать? Ускоритель элементарных частиц размером с гору?
— Нет. Размером с Земной шар.
— Совсем с ума сошел.
— Ничуть. Мне нужен вакуумный прибор космических размеров.
— Ты сам понимаешь, что вакуум в приборе можно с огромным трудом создать лишь в очень небольшом объеме.
— Надо поступить наоборот. Создать не вакуум в приборе, а прибор в вакууме.
— Постой! Что ты имеешь в виду?
— Нужно создать грандиозный прибор в уже существующей космической пустоте, а не воспроизводить эту пустоту искусственно, надо отправиться в идеальный вакуум межзвездного пространства, лучше которого никогда не создать ни в одном приборе.
Овесян уже все понял, поняла и Веселова-Росова. Они восхищенно смотрели на одухотворенное лицо «воскресшего» ученого, они прощали ему сейчас все: и резкость, и необузданность, и всю фантастичность замысла, они видели лишь истинное научное озарение.
— Так, — сказал Овесян, подходя к Бурову и кладя ему руку на плечо. Бурову пришлось остановиться, перестать ходить, что ему, видимо, было трудно сделать. — Так, друг. Значит, после опытов на земле ты полез под воду, потом под землю. Тебе мало. Теперь в космос?
— Да, там существуют природные условия для самых грандиозных физических экспериментов. Там можно создать ускорители умопомрачительных энергий, там — идеальный вакуум. Мы вывернем физические приборы наизнанку, получим невероятные возможности…
И Буров стал во всех подробностях рассказывать о своем плане получения «А-субстанции» в космосе.
Овесян тотчас связался по прямому телефону с Алексеем Александровичем.
Порывисто раскрыв дверь из кабинета Овесяна в приемную, Буров остановился в двери, почти доставая до ее косяка. Он оглядел стоящих в приемной ученых. Все как-то по особенному смотрели на него, а он кого-то искал глазами в толпе.
Увидев ее, он резко направился к ней:
— Ну как? Выдержишь? Рискнешь? Летим со мной в космос?
Она зарделась вся, почти задохнулась, закивала головой.
— Не ждал ничего другого, — он обвел столпившихся около него людей взглядом. — Опыт будем производить в космическом вакууме. Для этого уже выделено несколько десятков автоматических ракет, которые будут служить частями исполинского физического прибора. Надеюсь, все вы поможете нам в этом. А в одной ракете будем мы с помощницей, — и он обнял ее за плечи.
Они пошли с ней, сияющей, счастливой, через приемную.
Но вдруг Буров остановился. Он встретился с кем-то взглядом и не поверил сам себе.
Шаховская печально улыбнулась и подошла к нему:
— Вы сделали правильный выбор, Буров, — сказала она. — Пусть в космос летит с вами Люд.
Буров недоуменно смотрел на двух молодых женщин, одна из которых так и сияла вся от счастья, а другая с горькой улыбкой смотрела на него.
Люда ни разу не навещала его в больнице. Он не видел ее, он пропустил в свое время мимо ушей рассказ Лены о том, что они теперь стали похожими друг на друга… И он при всех, минуту назад, выбрал себе в помощницы Люду, приняв ее за Лену. Он нахмурился.
Ученые или не поняли, что произошло, или тактично сделали вид, что не поняли.
Буров стоял перед двумя женщинами с опущенной головой, а они обе, затаив дыхание, словно ждали своего приговора.