Буров лежал на постели, огромный, вытянутый. Его осунувшееся лицо казалось неживым.
Елене Кирилловне становилось жутко. Она брала тяжелую, горячую руку, держала ее в своей.
Прилетавший из Москвы нейрохирург нашел сильное сотрясение мозга. И вот уже который день Буров не приходил в сознание. А врачи считали операцию ненужной.
Елена Кирилловна прибегала сюда прямо из лаборатории и уходила только утром. Веселова-Росова хотела временно освободить ее от работы, но она и слышать об этом не хотела. Ведь в Великой яранге продолжали начатое в подводной лаборатории дело, которое захватило теперь многие научные институты.
Елена Кирилловна склонилась над Буровым, заглянула ему в открытые, беспокойные и невидящие глаза.
Сейчас он будет опять бредить. Это всегда было страшно.
За тонкой перегородкой спала медицинская сестра. Иногда она вскрикивала, заставляя Шаховскую вздрагивать, или начинала шумно дышать, ворочалась.
Буров что-то пробормотал.
Шаховская вынула из сумочки маленькую тетрадку в мягком переплете.
Поглядывая на дверь, стала записывать.
Может быть, она стенографировала бред больного, чтобы показать утром врачу? Но до сих пор она этого ни разу не сделала, унося тетрадку с собой. Если бы медсестра увидела эти записи, они показались бы ей сделанными по-латыни.
Утром Шаховская деловито ушла на работу, словно и не было бессонной ночи.
А вечером Буров первый раз пришел в себя. Он узнал Елену Кирилловну, закрыл глаза, улыбнулся. Его пальцы сжали ее руку.
— Все будет хорошо, — сказала Елена Кирилловна. — Как я рада… Все обойдется.
Он открыл глаза:
— Лена… Это вы… Это вы меня оттуда вытащили?
— Там было столько подводников! — ответила Шаховская. — Но теперь все хорошо. Не надо говорить. Вам нельзя.
Болезненная складка появилась у Бурова между бровями:
— Нет, надо! Хорошо, что вы здесь… Вот не знаю, встану ли?
— Встанете! Молчите!
— Не имею я права молчать. Субстанция…
— Ею уже заняты многие. Мы не одиноки, Буров!
— Весь мир должен заняться! Весь мир… Нет ничего важнее! Ядерные реакции при ней невозмоясны!.. Вдумайтесь!.. Это наш долг физиков… Тех самых, которые выпустили ядерного джина…
Буров разволновался. Ему стало худо. Шаховская вызвала врача.
— Вы просто опасная сиделка, — недовольно сказал он Шаховской.
Когда в следующий раз к Бурову вернулось сознание, Шаховской не было. Он уже не был уверен, что видел ее здесь, говорил с ней.
Правда, медсестра сказала, что Шаховская бывала, но только пока он был в беспамятстве, а теперь у нее срочная работа.
Буров загрустил.
На другой день в палату пришла Люда, робкая, сконфуженная, и принесла букетик цветов.
— Можно? — спросила она, приоткрыв дверь.
— А, Люд! — сказал Буров. — Давай, давай!.. (Он был с ней иногда на «вы», иногда на «ты»). Мне теперь куда лучше.
Девушка вошла, прижимая к себе цветы. Она заказала их самолетом из Москвы, это были первые весенние цветы.
Но Буров не обратил на них никакого внимания.
— А Елена Кирилловна где? — сразу спросил он.
Неужели он не мог об этом спросить хоть не сразу!.. Люда, будто не слышав вопроса, сидела и рассказывала о маме, об академике, о его секретарше Калерии-Холерии, которая пытается во все совать свой длинный нос, о соседних отсеках Великой яранги, о капитане Терехове, который готовится вести ледокол в док, едва его поднимут со дна…
А о Шаховской она кратко сказала, что у нее начались головные боли, но что она вообще замечательная. Потом Люда была еще несколько раз у Бурова, передавала приветы от друзей. Буров сам уже не спрашивал о Шаховской. Он стал сосредоточенно-задумчивым. Он требовал бумаги, но ему не позволяли заниматься.
Но он все равно не щадил себя. Он продумывал во всех деталях новый дерзкий замысел. Ему не терпелось начать его осуществление. Ведь проходили недели…
Когда его наконец выписывали из больницы, рекомендовав отдых, он был уверен, что за ним придет Шаховская. Потребовал электрическую бритву, тщательно выбрился. С удовольствием скинул больничную пижаму — из дома ему по его просьбе принесли лучший его костюм.
К коттеджу подъехала автомашина. Это, конечно, Мария Сергеевна позаботилась. Буров поспешно оделся, встал, крепко обнял медсестру, поблагодарил за все.
В передней Бурова ждала не снимавшая шубки… Люда.