– Но Тигр же очень тихий, – возразила Лотти. – Он делает вот так.
И она посадила своего единорога Пони на стол между тарелок, плюхнулась на истёртый дощатый пол и показала, как крадётся Тигр. Она сама стала Тигром.
Лотти ещё маленькая, ей всего три года, и потому это и впрямь выглядело мило. Но всё равно как-то непохоже.
– Нет, вот так, – сказал Том.
Он встал, едва не опрокинув при этом свой стакан с молоком, и показал, как крадётся Тигр. Он тоже стал Тигром.
Но поскольку ему уже шесть лет и ещё он очень высокий и сильный для своего возраста, выглядело это уже не так мило. И тоже как-то непохоже.
– Да вы совсем не так делаете, – сказал я.
Мне ведь уже семь лет, я многие вещи знаю лучше. Иногда Том и Лотти это признают. Но в основном всё же нет.
– Ты плохой! – кричит Лотти. – Мама, Тео плохой.
– Что, правда? – спрашивает мама и намазывает булочку нутеллой.
– Да. Тео – дурак, – сказал Том.
Мама вздыхает.
Я смеюсь над ними обоими.
Это выводит их из себя.
Том ринулся ко мне, и его стакан всё-таки опрокинулся. Увидев, что её единорог Пони сидит в луже молока, Лотти заревела.
А мама, пока мы дрались, надкусила свою булочку с нутеллой и с полным ртом (а так она обычно не делает) сказала:
– А вы не могли бы драться потише?
– Мама, – сказал я ей.
– Дурак! – сказал мне Том.
– Бу-у! – сердито выкрикнула Лотти.
За всем этим происшествием мы забыли про разбойников. Они ведь уже ушли.
Так мы думали.
Пока у нас не украли велосипеды.
У нас будет жить квартирант
Один из велосипедов принадлежал нашему новому квартиранту.
– Что такое квартирант? – спросила Лотти.
До сих пор у нас его никогда не было.
– Это человек, который у нас спит, ест, принимает душ и платит за это, – объяснил папа.
Стоял воскресный день. Светило солнце. Было тепло, хотя уже почти наступила осень. Мама снова прилегла, зато папа встал и подрезал во дворе розы.
Мы помогали.
Я помогал тем, что измельчал длинные стебли, которые папа срезал с живой изгороди.
Том помогал тем, что не резал себе пальцы садовыми ножницами.
Лотти помогала тем, что не мешала нам. Она сейчас была принцессой за колючей живой изгородью.
Она играла, а мы обрезали и кромсали.
– Теперь я буду драконом, – вдруг сказала Лотти.
И стала драконом. И изрыгала огонь, рычала и скалила зубы, чтобы все боялись.
– Здорово, – сказали мы с Томом.
И наши ржавые садовые ножницы стали блистающими шпагами, а мы стали рыцарями.
– Я вызываю дракона на бой! – крикнул Том Храбрый.
– А я спасу принцессу! – крикнул я, Тео Неустрашимый.
– Не, не ты, – сказала Лотти. – Она уже давно сама спаслась.
Тут мы решили сражаться не против дракона, а между собой. В конце концов, для порядочной дуэли всегда нужен противник.
И мы дуэлировали на славу.
Я, Тео Неустрашимый, кричал:
– Вот тебе, злодей!
А злодей, то есть Том Храбрый, кричал:
– Сам злодей!
А Лотти-дракон прыгала вокруг и изрыгала пламя.
И славная битва длилась до тех пор, пока папа не спросил, обязательно ли господам и дамам и рыцарям и драконам топтаться по куче обрезков живой изгороди. Которая уже перестала быть кучей. И кто теперь будет снова сметать всё в кучу.
Никто.
Чтобы отвлечь папу, я осведомился, когда же явится наш квартирант, который собирается у нас спать, принимать душ и есть.
– Сегодня вечером, – сказал папа.
– А почему он вообще будет всё это делать у нас? – спросил Том. – Разве он не должен спать, принимать душ и есть у себя?
– Ему нужно жильё, а нам нужны деньги, – сказал папа.
– А-а, – поняли мы с Томом.
Лотти ещё слишком мала, чтобы понимать про деньги. Она радуется монетке в один цент и монетке в один евро одинаково. Главное, что они блестят.
Но мы-то понимаем!
Иногда папа говорит:
– Нам надо срочно заменить сушилку, но денег нет.
Иногда мама говорит:
– Нам надо срочно залатать крышу, но денег нет.
И очень часто мы говорим:
– Эх, нам надо срочно купить по леденцу, но денег нет.
Тогда мы идём просить у мамы с папой. Чаще всего всё получается. Леденцы как-никак гораздо дешевле сушилки или крыши. Но маме и папе, к сожалению, попросить не у кого. Так что идея с квартирантом действительно хорошая.
– А где он будет спать, квартирант? – спросил Том.