— Лев Яковлевич, ну хоть вы пощадите! — заныл Владимир. — Моя голова уже перенасыщена знаниями. В неё больше ничего не влезет.
— Зря вы так, Маврин, — усмехнулся преподаватель. — В такую светлую голову должно влезать много знаний.
Речь шла, скорее всего, про цвет волос моего друга. Однако он сразу приободрился и приготовил тетрадку.
— Поговорим о родинках и когда в них стоит заподозрить меланому, — провозгласил преподаватель. — Ответьте мне, что такое меланома?
— Рак кожи, — отозвался Рудаков. — Из пигментных клеток образуется.
Я сразу вспомнил нашу первую встречу с Александром. Тогда из-за своей ипохондрии он уверил себя, что у него рак кожи. И пытался пристроить своего кота. А теперь спокойно работает у меня в магазине, и всё у него в порядке.
— Лев Яковлевич, это же тема патологоанатомов, — заявил Юрий Колесов. — Лекарь лечебник может просто заподозрить меланому, но только они могут подтвердить её.
— Всё верно, но ведь для этого нужно заподозрить, — отозвался преподаватель. — Почти у всех людей есть родинки. Это доброкачественные новообразования на коже, которые содержат большое количество меланоцитов. Но иногда они могут трансформироваться как раз в меланому. Существует несколько признаков…
— У меня много родинок! — в панике воскликнул Максим Елисеев. — Как их проверить?
Раньше я не так обращал внимания, насколько же он паникёр.
— Я как раз пытаюсь объяснить, — спокойно проговорил преподаватель. — Существует несколько признаков…
— А вы можете меня проверить? — не унимался Максим. — Я и не думал, что эти родинки так опасны. Вдруг они уже трансформировались?
— Я сейчас закончу объяснять тему, и вы сами сможете их проверить, — ответил Лев Яковлевич. — Только дайте мне, наконец, закончить.
Максим Елисеев сидел как на углях, явно не слушая никаких объяснений. Раньше я не замечал у него склонности к ипохондрии. На всякий случай проверил его психологической магией снова, но нет, ипохондрии не было. Просто паника на ровном месте.
— Если родимое пятно увеличивается в размерах, меняет форму, цвет, или начало кровоточить — это может быть признаком злокачественности, — закончил, наконец, мысль Лев Яковлевич. — И тогда в дело уже вступают патологоанатомы, которые точно могут определить, меланома это или нет.
В который раз радуюсь, что мне достались сразу все ветви магии. Теперь не нужно гонять пациента по другим лекарям для установки диагноза. Представляю, насколько это беспокоит, когда есть подозрение на рак — а самого диагноза ещё нет. И пациент вынужден ходить по другим кабинетам в незнании.
— Лев Яковлевич, теперь-то вы можете посмотреть? — не успокаивался Максим.
Преподаватель очень тяжело вздохнул, осознав, что Елисеев вообще отказался усваивать новую тему, и кивнул.
Следующие минут тридцать Максим демонстрировал свои родимые пятна, а преподаватель терпеливо объяснял, что в них нет ничего страшного.
Некоторые однокурсники заразились этим настроением и также принялись рассматривать свои родинки, заглядывая в конспекты.
Я понял, что происходит. В лекарской академии это называлось «синдром студента-лекаря». Состояние, когда студент, изучая какую-то новую болезнь, начинает видеть у себя её признаки. Иногда это ещё называли «синдромом третьекурсника», потому как именно на третьем курсе мы начинаем углубленно проходить болезни. К четвёртому курсу это обычно уже проходило.
Так что конец занятия вышел очень напряжённым. Явно не так себе представлял это занятие Лев Яковлевич. Однако он терпеливо и долго разбирал с нами всю эту тему, так что к концу занятия все точно запомнили все признаки злокачественных родинок.
После обеда и фехтования я отправился к Сергею Станиславовичу. Надо было, наконец, доделать все дела там перед поездкой на стажировку.
— Николай! — радостно воскликнул он. — Я уже и не рассчитывал, что вы ко мне придёте в ближайшие дни. На этой неделе у вас зачёты, а затем стажировка в лаборатории!
— Надо закончить нашу научную работу, — ответил я. — Кроме того, у меня накопился ряд вопросов к вам, как к преподавателю алхимии.
— Тогда не будем терять ни минуты! — зажёгся преподаватель.
Мы расположились прямо напротив стола преподавателя. Чтобы определить, что конкретно в бутылке с соком, мне нужна алхимическая лаборатория. Воспользоваться ей я мог только с преподавателем, в остальное время доступ туда был закрыт. Поэтому придётся ему рассказать часть информации.
Это была одна из причин, почему у меня в дальних проектах стояла и собственная алхимическая лаборатория. Подобные ограничения мне не нравились. А когда я выпущусь из академии — вообще потеряю возможность проводить подобные тесты.